Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 г. - стр. 8

– Папа услал прошлую няню домой, в деревню! – шепотом объяснила мне Ульяна. – Она с нами нянчилась и сошла с ума, а позапрошлую няню мама прогнала. Она деньги украла.

– Так ей и надо, воровке! – довольно произнес Христофор.

Мне показалось, что ему что-то очень нравится в истории с ворованными деньгами, но что именно, я пока не разгадала.

Вопросительно посмотрев на Льва Арнольдовича, я заметила, что он старательно отводит взгляд и одновременно пытается найти хоть одну чистую чашку, но тщетно.

– Полина родилась в Грозном, жила на Ставрополье, теперь будет нам помогать по дому и вас обихаживать, – скороговоркой выдал он детям.

– Нам нужно называть ее «тетя Полина»? – спросила отца Ульяна.

– Какая она вам тетя?! Ей двадцать лет! Достаточно обращаться по имени, – отчеканил Лев Арнольдович.

В распахнутую дверь кухни вплыла женщина с большим животом, растрепанная, в ночной рубашке и халате. На вид ей было около сорока, и я приняла ее за хозяйку, но ошиблась. Это оказалась чеченка, живущая в комнате детей.

– Рожать приехала в Москву! – сообщила она. – Я Зулай. Мужа осудили по статье «Терроризм», на долгий срок в тюрьму упекли, а я беременная. Марфа Кондратьевна позволила здесь перекантоваться.

– Ясно, – кивнула я, понимая, что работы намечается больше, чем ожидалось.

Ульяна и Христофор ускакали из кухни, не позавтракав, а на пороге появился Любомир с расцарапанными щеками и в памперсе. Любомир отличался от шустрого горделивого Христофора внимательным взглядом бездонных черных глаз и спокойным выражением мраморно-белого личика. Он был в одном полосатом носке и белой майке, облитой кетчупом, который засох, судя по всему, несколько дней назад. Было немного странно, что дети такие разные: Ульяна с рыжими волосами и зелеными глазами, кареглазый Христофор и очаровательный темноволосый Любомир.

Любомир подошел ко мне и, доверчиво похлопав глазами с девичьими изогнутыми ресницами, спросил:

– Тетя, а молочко и хлебушек есть?

Зулай, смахнув пластмассового динозавра Рекса с лавки, села, держась за поясницу.

– Все болит, – пожаловалась она. – Мне так плохо!

Взяв несколько грязных чашек, я понесла их в ванную комнату, чтобы вымыть. К кухонной раковине было не подступиться, а в ванную бочком я протиснулась мимо узлов с грязными вещами и корзин нестираного белья. За это время вскипел чайник, а кусок сливочного масла на ботинке растаял и плюхнулся на пол – его, урча, доедали кошки.

Лев Арнольдович погнался за крупным серым котом, а чеченка посмотрела на меня с надеждой.

– Ты готовить умеешь? – спросила она, увидев меня с чистыми чашками. – Я шибко голодная. Мне скоро рожать, я не могу тут пахать на всех.