Тот самый яр… - стр. 65
Размечтался надзиратель. От приятных блудных мыслишек пошло шевеление в отвислых штанах… Переменилась власть, Тимур, навсегда переменилась. Даже запросишь пощады – не подмогну…
Сгущались беды до плотности свинца. В недрах сибирских органов – в высшем начсоставе, на поверхности – в среде исполнительных служак. Подкатывался девятый чудовищный вал. Посыпались директивы – на уничтожение многотысячных масс народа. Шло азартное соревнование по отлову недругов соввласти. В крупные и мелкие ячейки НКВД попадали жизни, пойманные загонным способом. Со времён зарождения Руси не велась такая дичайшая узаконенная облава с последним разрешительным приговором в/м: высшая мера. Тройки, бешеные тройки гремели по городам и весям земли великой, полонённой обестыженной властью насильников.
Созревший кремлёвский заговор расползался беспрекословными директивами, развязывал руки палачам. Скачут, скачут тройки, а ямщик-правщик в столице восседает. Упрёк гневный летит: чего медлите, окаянные… отстреливайте всех супротивников шаткой власти.
Были, конечно были честные, совестливые, не бессердечные сотрудники в органах госбезопасности. Летели правдивые письма Сталину, но тексты рассыпались прахом за зубчаткой кремлёвских стен. Некоторые возвращались по адресам местных НКВД. Возврат карался беспощадностью принятых экстренных мер.
Вершилось судилище неправое, беспощадное. Оно повергало лейтенанта г/б Сергея Горелова в оторопь, раздражение, грузную досаду.
Пока он вдалбливал школьникам опасное военное дело – на песчаной глубине Ярзоны в мирное время отлетали невинные души собратьев. Он, офицер запаса, бессилен помочь приговорённым к в/м. Плотно прижатые буквочки несут смерть. Оценивают человеческую жизнь высшей мерой безразличия к погибающим. Они – твари земные… хранители Руси. Плоть – сосуд с живой кровью – разбивается вдребезги, чтобы уже никогда не заявить о себе ни светом глаз, ни теплом души… Всевышний, останови череду свинцовых преступлений. Облей сердца гонителей ярким заступническим светом. Образумь очумелое непослушное племя, ведущее на Голгофу оклеветанное простолюдье.
Догадывался лейтенант запаса о вражеском стане: скучковались в зашоренной Москве разнузданные большевички с центральным комитетом, поощряют всесветный разбой. В столице гудело пламя зла, оттуда катились валы насилия.
Природный инстинкт самосохранения позванивал в колокольчик, предостерегал: надо скорее покинуть рабочее поселение с благозвучным названием Колпашино. В чистом имени населённого пункта слышались глухие отголоски опасности: посёлок соседствовал с грозными врагами – комендатурой и Ярзоной. Опасный треугольник не внушал доверия, не вливал покой в сердце, облитое ядовитой ложью.