Тот самый яр… - стр. 33
– Не связывайся с ним… не ему целовать меня – губы не созрели. Поезжай в деревню, бабки-травницы вылечат.
Батя распахнул рот, вытаращил глаза:
– Вернулся ослушник! Хватит гармошкой забавляться. В кузнице дел невпроворот. Молотобойца ладного не подыщу.
– Слышал – решётки для тюремщиков мастеришь?
– Сынок, они в плену не по нашей воле. Кто завинил – тот и ответ перед Богом держать будет.
После обеда Никодим нежно, без тяжести лап обнял жену.
– Золотко ты моё! Уговорила-таки беглеца.
– Его уговоришь. Стрелу в бок вонзили. Может, и отравленную. До пули докрутится… Девку-полуостятку успел обрюхатить…
Новости ошеломили Никодима. Первая – острая – про стрелу. Вторая – тупая – заставила ухмыльнуться:
– Вот шельмец! Моих жарких кровей.
– Разжарило вас на баб, – незлобиво проворчала Соломонида.
– Покажи бок, – попросил отец.
Заголив рубаху, Тимур сверкнул гладким налитым телом. В боку возвышалось красно-синее вздутие.
– Чё сразy калёным железом не прижег?
– Кто знал…
– Если до сих пор яд не свалил – значит, вылечим. Забыл про бабку Фунтиху. У неё каждое лихо по фунту весом. Думаю, и твоё на пуд не потянет.
Кузня гремела во все свои прокопчённые косточки. Никодим не мог нарадоваться точным сильным ударам сына. Вот кого ждала наковальня. Вот по кому тосковал молот. Давно песня стали и огня не производила на хозяина-единоличника такого весёлого хмельного переполоха.
Через неделю с казацким шиком подъехал к деревенской кузнице Горбонос. Гнедая откормленная лошадь остановилась у коновязи, принялась грызть подгнившую перекладину.
– Эге! Кузнец! – забазлал посыльный.
Вышел Тимур, недовольно оглядел седока.
– Чего базлаешь? Не глухие.
– Решётки готовы?
Заняв весь проём двери, возник Никодим.
– Сперва здороваются, потом о деле говорят.
Собирался Горбонос бросить дерзкое «кулацкое отродье», но выпихнул из протабаченной глотки: «здрасте!»
– Решётки, спрашиваю, готовы?
– Нет. Договаривались – через месяц заказ поспеет.
– Командование торопит. Ещё неделя сроку… Кандалы ковал?
– Не приходилось.
– Вот чертёж. Пока семь сделаешь.
– Металла нет, цепей.
– Найдёшь… вон сколько борон, плугов старых. Прутья от решёток останутся. Обратись к председателю. Евграф Фесько мужик добычливый – поможет.
Лошадь перестала грызть перекладину, уставилась влажными линзами глаз, будто спрашивала: «Мужики, не понятно вам, что ли?»
Копыта гнедухи перестали стучать по песчаной, перевитой корнями сосняка, тропе. Мужики стояли, не проронив ни слова.
У Тимура заныло в боку. Бабка Фунтиха наложила повязку, пропитанную живицей. Боль утихонилась, даже притерпелась к ударам молота. Однако резкая боль слов посыльного гордеца будто палкой саданула по нарыву.