Тот самый одноклассник - стр. 48
Лицо горит от стыда и ярости. Вечером я извела уйму горячей воды, смывая с себя следы чужих рук. Шок выходил из меня бурными волнами, стекая в водосток. Картины прошлого вечера не давали спать.
Скудный лунный свет, отражённый в звёздах.
Отпечаток моей ладони на стекле.
Почему я не обернулась? Почему так доверчиво откинулась на чужую грудь и закрыла глаза? Ведь знала же, что Данила кажется другим, порывистым и грубым. Почему не поднесла его руки к свету?
Я болтала, а он молчал, не сказал ни слова.
Почему не сразу заметила пряжку?
Почему, почему, почему.
Данила быстро засыпает, а я лежу и смотрю в темноту. Хочется разбудить его и сказать правду, но я боюсь. В доме его матери, на его территории боюсь столкнуться лицом к лицу с его недоверием.
Однако меня не сломить. Я гибкая, как прут, и живучая, как кошка.
Когда звенит будильник, Данила недовольно ворчит и тянется ко мне всем телом.
– Раньше я любил спать по утрам, а теперь я люблю тебя, особенно по утрам, – бормочет мне в шею.
Моя кожа, чувствительная после обжигающего вечернего душа, словно покрывается изморозью от его прикосновений.
– Я не могу, подожди!
Резко поднявшись, Данила потирает глаза.
– Тебе плохо?
Секунды звучат как щелчки пряжки ковбойского ремня.
– Меня немного тряхнуло во время падения.
– Так… собирайся! Поедешь с нами в больницу, пусть тебя осмотрят.
Представляю нас в машине, всех вместе… Меня посадят рядом с одним из братьев. С каким? С тем, кто касался меня на лестнице?
– Нет! – захожусь кашлем от внезапного крика. – Прости, я немного не в себе. Ничего страшного, просто устала.
Выдохнув, Данила плюхается обратно на постель.
– Не пугай меня так! Тогда спи, ещё нет пяти утра. Мы с Ванькой отвезём маму, а Лёшу я попрошу за тобой проследить.
– Нет, не надо, Дань! Я сама справлюсь. – Старательно улыбаюсь, чтобы усыпить его подозрения. Я не хочу видеть его братьев, не хочу и не могу.
Склонившись ближе, Данила обнимает ладонями моё лицо.
– Ты точно в порядке?
Данилу очень легко любить, за испуг и нежность во взгляде, за примятые со сна волосы, за искренность. Я должна была понять, что вчера на мне были чужие руки, должна была догадаться. Данила – нежность. В нём нет ничего, кроме нежности.
И недоверия.
– Да, я в порядке. Просто устала и перенервничала.
– Всё будет хорошо, Ник! Братья ёрничают, задирают тебя, но мы их быстро приструним.
Очень на это надеюсь. Данила не представляет, насколько я надеюсь именно на такой исход.
Натянув джинсы, он чмокает меня в нос.
– Спи, Ник! – Его голос мягкий, как пуховая перина, и я жмурюсь от его тепла. – Помнишь, я рассказал тебе про мою новую песню «Душа на ладони»?