Тот, кто меня вернул - стр. 22

Они не отвечают на вопросы и крики, вообще не разговаривают, хотя в остальном ведут себя вежливо и спокойно.

Интеллигентное похищение.

Меня привозят на заброшенный склад, затаскивают в комнату с низкой кушеткой, деревянным столом и крохотным обогревателем.

– Будешь орать и драться – тебе же хуже будет.

Это первые слова, сказанные похитителями с момента, когда меня затащили в машину.

Потом меня усаживают за стол и кладут передо мной лист бумаги.

– Напиши несколько слов! Быстро! – рявкает один из похитителей.

Я содрогаюсь и невольно вскрикиваю. Отчаяние бьется в горле пойманной птицей.

«Они сделают так, чтобы моя смерть была похожа на самоубийство. Им нужна предсмертная записка», – думаю я и допускаю фатальную ошибку: беру в руку карандаш.

– Что писать? – всхлипываю, заикаясь от дрожи.

– Что хочешь. «Мама мыла раму».

Уже в этот момент можно догадаться, что меня ждет.

Я должна догадаться.

Но увы, я и не подозреваю о том, что держу судьбу в своих руках. Вернее, в руке, в правой.

«Мама мыла раму», – послушно пишу, еле удерживая карандаш.

– Правша, да?

– Да, – отвечаю, не видя подвоха, слишком волнуясь о смерти, чтобы думать о жизни. – Что вы собираетесь со мной делать??

– Пойдем!

Меня приводят в соседнюю комнату, при виде которой я вскрикиваю так громко, что оглушаю саму себя.

Операционная. Оборудованная наспех, операционный стол больше похож на каталку без колес. Тем не менее здесь планируют провести операцию. Все готово, и к комнате даже прилагается хирург. В хирургическом костюме и маске.

Похитителям никак не удается взвалить меня на стол. Я извиваюсь, бьюсь, кричу. Ударяю одного из мужчин ногой в живот, и он на время выбывает из дела. Только когда врач вводит мне успокоительное, мужчины умудряются привязать меня к столу. Сквозь лекарственный дурман я отстраненно наблюдаю, как хирург – да и хирург ли он? – готовит мое правое запястье к операции. Он издевается над обездвиженной жертвой, пребывающей в полусознательном состоянии.

Смесь успокоительного и обезболивающего делает пытку мучительней. Кажется, я вот-вот смогу сдвинуть руку, спрятать, спасти ее. Потом ощущения меняются, будто мое тело двигается, а рука лежит на месте. Я словно парю над столом, но ни разу, ни на секунду не отвожу взгляд от операционного поля, на котором умело орудуют затянутые в перчатки руки моего мучителя.

Знаете, что страшнее всего? Он действительно хирург. Опытный. Как он мог пойти на такое? Надеюсь, ему тоже угрожали. Очень надеюсь на это, потому что добровольно согласиться на роль палача может только чудовище.