Тот, кто меня вернул - стр. 17
Глядя в холодные, убийственные глаза Седова-старшего, отвечаю ровным, вежливым тоном.
– Я ассистировала на протяжении всей операции…
– Вы трогали его сосуды? И нервы, и все остальное?!
– Василий Борисович! Хирурги не трогают, а оперируют! Вы не вправе допрашивать моего ординатора! Я отвечал за операцию и заверяю вас, что мы сделали все возможное… – Ярослав Игоревич пытается урезонить олигарха, но тот дергает плечом, словно стряхивая его слова.
– Она не имела права касаться моего сына…
– Прекрати! Сию! Минуту! – кричит Стас, гневно глядя на отца, но его голос срывается. Морщась, он прикрывает глаза, комкает простыню в кулаке. Остальные замолкают, позволяя ему договорить. – Если тебе нужны виноватые, вини самого себя! Вы с матерью родили меня с этой сосудистой дрянью, а остальное – судьба. Сделай милость, отвяжись от хирургов!
Василий не считает нужным прислушаться к словам сына. Он слишком занят тем, что разглядывает меня. Пристально, с проблесками ярости и бессилия во взгляде. Вроде странное сочетание, но вполне объяснимое. Борьба с судьбой вызывает самые острые и контрастные эмоции.
Я не отвожу взгляд, выдерживаю испытание. Мне нечего стыдиться. Стас прав, виновата судьба.
Однако правда заключается в том, что в таких ситуациях себя ты винишь в первую очередь. Сомнения, как вирусы, вторгаются в твои мысли и остаются навсегда. Все ли я сделала правильно? Достаточно ли быстро? Ловко? А что, если… Неудачи оседают в памяти, и я помню каждую из них, наизусть, до секунды, в красках. Все случаи, когда мы хотели сделать невозможное, но у нас не получилось.
– Василий Борисович, позвольте объяснить еще раз! – Ярослав Игоревич теряет терпение, но снова повторяет отчет об операции.
Седов-старший моргает, разрывая наши сомкнутые взгляды, и отступает к окну. Смотрит на свои ноги, на лакированные ботинки в больничных бахилах. Как будто сравнивает себя с парализованным сыном. Внезапно выглядит постаревшим, сгорбленным, словно осознание случившегося осело на его плечи.
– Стас – мой наследник, – говорит с таким нажимом, словно это признание несет в себе силу изменить ситуацию. – К сожалению, он мой единственный ребенок.
Это звучит странно, будто Василий волнуется о сыне только потому, что других детей нет.
Заведующий поворачивается к больному.
– Станислав Васильевич, вы молодой, энергичный мужчина, так что будем надеяться на лучшее. Реабилитация вам поможет.
– Вы не понимаете! – вклинивается Седов-старший. – Я должен передать сыну управление бизнесом, поэтому сейчас самое неподходящее время для всего этого.