Тот Город - стр. 50
– Разве были такие?
– Полдеревни такие, – усмехнулся он. – Людям есть надо, детишек кормить.
– А вы? У деда твоего тоже дети были.
– Деда моего дети такого хлеба не стали бы есть.
Он сказал это негромко и даже не слишком выразительно, без осуждения, без презрения, но мне вдруг стало совершенно ясно, почему из всей деревни выбрали именно его деда.
– А мать твоя из местных?
– Мать моя и есть дедова дочка. А отец – соседа сын. Отцову семью раскулачивать пришли, а он к соседу убёг, к деду моему. Дед мой отчаянный был, долго не думал, что мог – взял, что не мог – бросил, да сюда сбежал.
– И не нашли его?
– Что здесь искать? Отсюда ссылать некуда.
– Вас тоже могли раскулачить?
– Шестьсот оленей стадо у деда было.
Шестьсот оленей. Если олень – это как автомобиль, то дед Корнеева был очень богатым человеком.
– А кто такие батюры, Корнеев?
– Из Кудымкара пришли, – буркнул он. – Всё, кончай языком чесать, завтра опять затемно выйдем.
Он закрыл глаза и отвернулся к стене. Я достал из рюкзака туристскую карту Коми, нашёл Кудымкар. Намного южнее и западнее. Картина постепенно складывалась у меня в голове, и чем чётче она становилась, тем тревожнее мне делалось, тем яснее я понимал, что взялся за дело, которое может оказаться мне совсем не по силам.
Глава четвёртая
Арест
1
В конце января, поздно вечером, когда Ося сидела на диване в старой Яникиной рубашке, от которой всё ещё немного пахло Яником и которую она надевала только тогда, когда становилось совсем невмоготу, в дверь постучали. Ося сняла рубашку, набросила платок, открыла дверь, готовая ко всему. За дверью стоял Коля Аржанов.
– Что ж ты, Ярмошевская, даже войти не приглашаешь, – сказал он, неловко усмехаясь, и Ося посторонилась, пропуская его в комнату.
– Чаем напоила бы, что ли, – попросил он, сев к столу. – Я и гостинец принёс.
Ося поправила занавеску между спальной и жилой половиной, взяла чайник, отправилась на кухню. Когда вернулась, Коля стоял у книжной полки, разглядывал книги. На столе на бумажке лежали три конфеты «Мишка косолапый».
– Книжки у тебя больно заумные, – сказал Коля, не оборачиваясь. – Ни к чему это. Не надо выделяться.
– Я не выделяюсь, – ответила Ося, ставя чайник на стол. – Я читаю то, что мне интересно.
Он взял в руки увесистый том грабарёвской истории живописи[32], полистал, сказал:
– Прошлым живёшь, Ярмошевская. А жить надо будущим. Вперёд надо смотреть.
Ося не ответила. Он поставил книгу на полку, присел к столу. Она налила чай, положила конфеты на блюдечко – материн сервиз с сахарницей и вазой для конфет давно был продан.