Тот, для кого живу - стр. 1
ПРОЛОГ
Восемь лет…
Ее жизнь изменилась кардинально за какие-то три месяца, страшно подумать, что будет через восемь лет. Хорошо, не восемь, а шесть или пять, как сказал Саша, но это же невозможно долго. Она себя и через год-то с трудом представляет, в новом статусе, а тут восемь лет. Когда Влад вернется, ей будет двадцать четыре, ребенок уже в школу пойдет. Когда Влад вернется… К кому? К ней?
Ксения жила у Саши те несколько недель, что шло следствие по делу Влада Демидова, сводного брата, по какой-то злой насмешке судьбы ставшего ей мужем, отцом ребенка, которого она носила под сердцем. В свои шестнадцать лет, с неоконченным средним образованием и мрачным, тяжелым бременем на душе в виде двух трупов бывших одноклассников, Ксения Демидова, на недолгий период – Макарова, совершенно запуталась в жизни. Так и видела себя на перепутье множества дорог, каждая из которых вела в отдельный мир со своими горестями, заботами и, как она робко надеялась в душе, минутами радости. И от того, на какую дорогу она ступит, зависела ее будущая жизнь.
Иногда душа заходилась трепетом – все уже позади, все закончилось. Больше не будет постоянного страха быть разоблаченной, исчезнет необходимость лгать под пристальным взглядом следователя, ежесекундно помня о наставлениях Влада и Саши, боясь запутаться в данных ранее показаниях. Впереди новая жизнь, наполненная яркими красками. Но уже через мгновение вновь накатывало горькое разочарование.
Одно Ксения знала определенно, со всей уверенностью – отныне и навсегда ее жизнь неразрывно связана с Владом и Сашей, по-другому они не позволят. Пока Влад будет находиться в местах лишения свободы, роль ее личного надзирателя уготована Воронову. И за красивыми словами о том, что он о ней заботится, скрывается неприглядная правда.
Она прекрасно знала, кто повинен в смерти Курбанова, за которого Владу и дали срок. И Саша знал, что она помнила об этом. Сказал ей прямым текстом, если она хоть когда-либо, хоть кому-нибудь заикнется об этом, у нее будут серьезные проблемы. Не уточнил, конечно, кто мог стать источником ее «серьезных проблем», но почему-то она ни капельки не сомневалась в том, что он сам сможет приложить руку к тому, чтобы она никогда не раскрыла рот, а в случае ослушания – понесла наказание. Как Влад…
Можно было только догадываться, каким образом Воронов смог убедить того взять всю вину на себя. За Ковылева Влад не получил ничего, значит, все его действия были оправданы. Он защищал ее от отморозка, пытающегося ее изнасиловать, но сел за убийство, совершенное Вороновым. Влад невиновен, но сидит, а Воронов разгуливает на свободе.
Эта жестокая несправедливость не давала покоя, мешала спать ночами. Когда за стеной она слышала разговоры Саши с женой, видела его нежные заигрывания с ней и веселые кувыркания с сыном, наблюдала, как он укачивает на руках дочь, в душе у нее все переворачивалось. Стоило ей закрыть глаза, как в ушах гремели выстрелы, лицо обдувал ночной влажный ветер, принося с собой запах свежевскопанной земли, сквозь которую отчетливо пробивался другой, с нотками ржавчины и железа. Откуда он взялся? Все из той же страшной ночи?
Воронов, кажется, знал, какие бредовые мысли мучают ее, чувствовал ее внутренние метания, видел насквозь все ухищрения избежать общения с ним и напрасные попытки сохранить видимость спокойствия. Его взгляд, переведенный на нее с жены или детей, темнел, наливался тяжестью, сковывал по рукам и ногам. Легкий прищур глаз пронзал насквозь. Это уже был далеко не тот Саша, на короткое время укравший покой ее девичьего сердца, поселившийся в сладких грезах о любви. Рядом с таким Сашей было трудно жить, дышать полной грудью.
Все чаще мысли переметались к Владу, к их последним совместным дням, окутанным теплой дымкой его внимания и участия. Его руки согревали лаской, обещали защиту. Бережные прикосновения больше не пугали. А сейчас она как будто осталась одна, в ночи, на той холодной набережной, и противостоять яростным порывам жизненных бурь ей предстояло в одиночку. Нестерпимо захотелось увидеть Влада. Чтобы он прогнал царапающее, обжигающее, калечащее душу одиночество прочь, вновь подарил уютное чувство защищенности. А еще она его так и не поблагодарила за то, что отвел от нее беду.