Топливо твоих кошмаров - стр. 37
История Торчка проста и скучна. Избалованный мальчик из богатой семьи, всю свою жизнь он посвящал удовольствиям, и, найдя его «абсолютный» источник, не смог остановиться. Когда родители начали замечать, что из дома пропадают деньги, драгоценности и техника, Торчок быстро оказался на улице. Скитаясь по притонам и подвалам, он быстро растерял сначала юность, потом самоуважение, а следом и человечность.
За дозу он готов был сделать, что угодно. Буквально. Поначалу этим пользовались зажиточные пожилые дядечки в клубах, но со временем даже внешность Торчка покинула его, оставив взамен уродливую личину. С добычей дозы все стало непросто. Тогда-то Торчок и пересел на дезоморфин, или, как его еще называют, «крокодил». Ноги он потерял еще через полгода. Но кроме дозы его все равно ничего не интересовало. Однажды, мучаясь от ломки в очередном притоне, Торчок принялся лазить по карманам спящих поблизости, в надежде найти хоть что-то. И ему повезло. В кармане совсем молодой девушки, что валялась на лежанке в наркоманском бреду, оказалось несколько таблеток.
Он закрыл ей рот рукой, чтобы та не подняла шум…и перестарался. Перекрыл доступ к кислороду слишком надолго. Его же товарищи, еще сохранившие остатки человеческой морали бросили беднягу на пустыре в поле, где Торчок и нашел свой новый Дом. Тот в качестве издевки оставил ему вместо пальцев вечное напоминание о собственных грехах.
Ханыга ничего в общем-то не сделал, чтобы оказаться в Доме. Обычный парень с района, он просто стал жертвой одной из самых распространенных зависимостей. Он заливал глаза, пока жизнь проходила мимо. Пока не умерли родители, пока не убежала жена, пока его не выгнали из квартиры. Все, чего он хотел, была выпивка, и его бесцельные шатания привели беднягу туда, где ему оказалось самое место. Медленное разложение и неутолимая жажда стали его проклятием, ведь где-то глубоко в душе он тоже осознавал, что все, произошедшее с ним – следствие его собственного бездействия и порочности.
Пахан всегда был правильным пацаном. Попав на зону еще по малолетству, он легко втянулся в блатную жизнь, быстро принял устоявшиеся в тюремной среде понятия и, еще до освобождения, определил для себя жизненный путь.
На свободе он провел не больше года – попался на разбое и загремел уже на «взросляк». Обостренное чувство справедливости, врожденный внутренний стержень, нежелание идти на компромиссы с начальством, умение не давать себя в обиду быстро сделали ему репутацию человека надежного и четкого. Уже в двадцать два Пахан стал «смотрящим», в двадцать три впервые «расписался на трупе», а к двадцатипятилетию его «короновали».