Топливо твоих кошмаров - стр. 10
– Уж получилось так с младшеньким нашим, с Родечкой. Боря тогда пил по-черному, уж из семьи уходить собирался, куда уж тут дитятку? Но нынче все, баста, осознала, исправилась… Мне ж его крик из мусоропровода до сих пор снится, – на глазах толстухи выступили слезы и прорезали две дорожки на грязном лице, – Ой, и Наташенька-то, такое чудо, молодец такая, ни лезвий больше не глотает, ни таблетки не пьет. Наташенька! Выйди, покажись гостю!
Из комнаты послышалось какое-то шевеление, потом звон, словно кто-то уронил на пол чашку. На пороге возникла бледная, как привидение девочка лет двенадцати в короткой маечке и пижамных шортиках.
Когда тебя щекочут или бьют, можно сжать зубы и терпеть. Когда ты подготовился, настроился – то же самое работает и со страхом. Вот и я сжал зубы и терпел. Терпел то пугающее чувство неправильности, ужаса и трепета, охватившее меня, когда я рассмотрел Наташеньку получше. Со стеклянным хрустом она медленно, словно боясь упасть и разбиться, шла к матери, а мои глаза выхватывали то паутину трещин на живом теле, то пустую черную глазницу, то сколы на плечах и коленях. За стол рядом со мной садилась самая настоящая фарфоровая кукла.
– Наташенька, солнышко, ты кушать будешь?
Девочка неопределенно повела плечами, и тетка отправилась к плите за следующей тарелкой. Не знаю, что за черт меня дернул, но я рискнул осторожно, пока свиноголовый был занят своим обедом, прикоснуться к девушке.
Аккуратно, будто невзначай, я задел ее палец, ощутив холодную гладкость фарфора. Наташенька же моментально вытянулась по струнке, уставилась невидяще в стенку, будто в ожидании чего-то. Отвернувшись от девушки, я встретился взглядом с ухмыляющимся Борисом. Каким-то образом ему удалось раззявить пасть маски так, что теперь это было похоже на глумливую улыбку. Его глаза смотрели сально и довольно.
– Что, понравилась ранетка-то моя? – понимающе подмигнула мне свиная голова. Хозяин будто почувствовал некое превосходство, тяжело навалился на стол, демонстрируя расплывшийся партак на плече. Бледно-синие линии изображали свиную голову, а под ней надпись: «Чушок, Ст. 117 ч. 3». Поймав мой взгляд, Борис поспешил прикрыть татуировку крупной лоснящейся ладонью, – Ну? Хороша девка?
– Прошу прощения? – голос стал хриплым. Я еще не понимал, что безумный каннибал имеет в виду, но подсознание уже наполнило уши шумом крови, прилившей к голове. Перед глазами встала какая-то труднораспознаваемая картинка из прошлого, лениво вползающая в мозг, но я прогнал ее, как назойливую муху – из тех, что заполоняли кухню.