Тонкая нить - стр. 10
В домике, где она проживала, было еще две жилички, а также хозяйка, занимавшая первый этаж. Мужчин в доме, конечно, не было, гости мужского пола, кроме родственников, на первом этаже не приветствовались, а на втором принимать их вообще было запрещено. Мужчин пускали только в редких случаях и в комнату, выходящую окнами на улицу. Причем миссис Харви, так звали хозяйку, имела обыкновение то и дело входить, делая вид, что ищет газету «Саутерн дейли эко», которую она где-то оставила, или очки, а еще покормить волнистых попугайчиков – клетка с ними стояла в этой комнате, – поковырять кочергой в камине, когда никто на холод не жаловался, или же напомнить, что гость засиделся и может опоздать на поезд. Кроме брата, из мужчин к Вайолет в гости никто не приходил, но миссис Харви так вела себя с ним, что Вайолет пришлось показать ей семейную фотографию в доказательство того, что Том действительно ее брат. Но и тогда надолго хозяйка вдвоем их не оставляла и то и дело совала в полуоткрытую дверь голову, чтобы напомнить Тому о том, что заправочные станции по субботам закрываются рано. Том относился к этому как к клоунаде.
– У меня такое чувство, будто я участвую в какой-то пьесе и она сейчас войдет и объявит, что в буфетной найдено мертвое тело с раной в голове, нанесенной свинцовой дубинкой, – весело заметил он.
Легко ему было веселиться, выходки миссис Харви были для него забавой, а Вайолет жила с ней в одном доме. Время от времени Вайолет приходила в голову мысль, что, переехав в Уинчестер, она сменила мать на мачеху, не менее хитрую и коварную. Но с другой стороны, здесь всегда можно было отправиться наверх и закрыться от всех ее проделок у себя в комнате, а вот с матерью провернуть такой трюк было не так-то просто. Закрытые двери миссис Харви уважала, правда, при условии, что за ними не прячутся мужчины, а в Саутгемптоне мать иногда вваливалась в спальню Вайолет так, словно двери вообще не существовало.
Вернувшись с работы домой, от предложенного хозяйкой чая Вайолет отказалась, но тайком пронесла к себе в комнату молоко и там же поставила свой чайник. Сегодня это уже седьмая чашка, даже несмотря на то, что часть дня она провела в церкви. Чашки чая у нее служили перерывами между сном и пробуждением, дорогой на работу и началом работы, обедом и снова работой, окончанием печатания какого-нибудь сложного контракта и началом другого, концом работы и началом вечера. Порой такие перерывы знаменовались сигаретами, но от сигарет кружилась голова, чай же всегда приводил ее внутренний мир в порядок. Кроме того, сигареты были гораздо дороже.