Томминокеры - стр. 9
Здесь, в Хейвене. Вся ее писательская карьера связана с этим местом… Кроме одной-единственной книжки.
Сейчас Бобби взяла ее с полки, удивившись, что вот уже лет, наверное, пять не прикасалась к тонкому томику. Печально было думать о том, как стремительно летит время; и еще печальнее – осознавать, что думает она об этом все чаще.
В отличие от своих собратьев, на чьих обложках красовались нарисованные холмы и горы, наездники и коровы на фоне пыльных пейзажей какого-нибудь придорожного городка, томик был оформлен гравюрой девятнадцатого столетия с изображением клипера, пристающего к берегу. Ярко-черная краска на ярко-белой бумаге так била в глаза, что почти давила на психику. Сверху название: «Против компаса», внизу пояснение: «Стихотворения Роберты Андерсон».
Она раскрыла книгу, перевернула титульный лист, чуть нахмурившись при виде указанной там даты (1968 год), и остановилась на страничке с посвящением, напечатанным той же контрастной краской, что и гравюра. «Джеймсу Гарденеру». Тому самому, чей номер Бобби только что набирала. Второму из трех мужчин, с которыми она делила постель, и единственному, кто умел довести ее до оргазма. Не то чтобы это было важно… Настолько уж важно… Так она полагала. Или полагала, что полагает. Или как там? А впрочем, без разницы; поезд давно ушел.
Бобби со вздохом вернула книгу на место, даже не взглянув на стихотворения. Все равно там только одно удачное. Оно появилось на свет в 1967-м, месяц спустя после смерти дедушки в больнице от рака. Все остальное – чушь, хотя неискушенный читатель мог этого и не понять: все-таки у нее талант… Правда, не в области лирики. Когда был издан «Хэнгтаун», круг знакомых писателей от нее отвернулся. Все, кроме Джима. Кстати, издателем томика стихотворений был он.
Перебравшись в Хейвен, Андерсон однажды накатала длинное неофициальное письмо Шерри Фендерсон, а в ответ получила открытку с лаконичным посланием: «Не надо мне больше писать. Я вас не знаю». И не менее лаконичной подписью в виде размашистого первого инициала. Бобби долго плакала над этой открыткой, сидя на пороге своего дома, и тут как раз появился Джим.
– Нашла о чем убиваться! – высказался он. – Ты что, доверяешь дуре, которая на каждом углу кричит: «Власть – народу», а от самой за милю несет духами «Шанель»?
– Зато она поэтесса хорошая, – всхлипнула Андерсон.
Джим отмахнулся с досадой.
– Это ей ума не прибавило. И не убавило ханжества, которому она как сама обучилась, так и других теперь учит. Имей в виду, Бобби: если хочешь заниматься тем, что тебе по нраву, то кончай дурить и распускать тут нюни. Надоело. Меня тошнит, как посмотрю. Ты что, из породы слабаков? Нет. Я же вижу. Ну и зачем тебе это надо – быть не собой, а кем-то другим? Хочешь превратиться в свою сестрицу? Так, что ли? Но ее здесь нет, и она – другой человек, и если тебе не хочется – не пускай ее сюда. Только чтобы я больше не слышал, как ты ноешь из-за сестры. Взрослеть пора. Бросай уже этот скулеж.