Томми и К° - стр. 13
– Нет, – продолжал Питер рассуждать вслух, – Думаю, и в самом деле не осталось никакого способа, ни достойного, ни постыдного, какого я бы не испробовал!
Тут Питер закинул ненаписанное интервью в корзину для мусора и, сунув в карман блокнот, удалился на чаепитие с некой романисткой, которая в приписке к своему приглашению выразила огромное желание не предавать этот факт огласке.
Едва Питер повернулся к ней спиной, Томми тотчас достала лист из корзины.
Примерно через час среди туманной мглы, окутавшей Сент-Джеймский дворец, возник некий оборванец в залатанных штанах и куртке в крапинку, воротник которой был поднят; он стоял и с восхищением взирал на караульного.
– Эй, молодец-удалец, по уши чумазый! Тебе чего здесь? – спросил караульный.
– Да вот гляжу, нелегкое, видно, это дело – такую шишку сторожить? – высказал предположение оборванец.
– Уж если прикинуть, дело, понятно, нелегкое, – согласился караульный.
– Ну и как сам он в общении-то?
– Так ведь, – произнес караульный, переваливаясь на правую ногу, чтобы дать роздых левой, – мне с ним не очень приходилось самому-то. Вообще-то он вроде, если рассмотреть, человек неплохой.
– А вон там, где окна светятся, он спит, что ли? – спросил оборванец.
– Ага, – подтвердил караульный. – А ты, часом, не анархист какой? Признавайся!
– Покамест нет, не то непременно признался бы! – заверил караульного оборванец.
Окажись караульный человеком наблюдательным и проницательным, каковым он не являлся, он не стал бы так легкомысленно подходить к этому вопросу. Ибо обратил бы внимание, что черные глаза оборванца уже облюбовали водосточную трубу, по которой при определенной ловкости можно было взобраться на террасу под окнами принца.
– Вот бы его повидать, – произнес оборванец.
– Приятель он, что ли, тебе? – осведомился караульный.
– Ну, приятель не приятель… Но, знаете, на нашей улице только о нем и говорят.
– Что ж, тогда тебе стоит поторопиться, – заметил караульный. – Нынче вечером он уезжает.
Томми переменилась в лице.
– А говорили, что в пятницу утром…
– Говорили! – сказал караульный. – Кто говорил-то, газетчики небось? – В голосе караульного невольно прозвучали нотки, свойственные лишь людям осведомленным. – Ты слушай меня, я скажу, что ты можешь сделать, – продолжал он, упиваясь непривычным ощущением собственной значительности. – Он удирает сегодня без всякого сопровождения в Осборн поездом шесть сорок с вокзала Ватерлоо. Никто, конечно, об этом не знает, кроме немногих посвященных. Такая у него манера. Терпеть не может, чтоб…
В вестибюле послышались шаги. Караульный замер как статуя.