Только один год. Лишь одна ночь (сборник) - стр. 7
На миг я оказываюсь уже не в больнице, а на лодке, с ней, она рисует в моей записной книжке. Я вспомнил. Она говорила по-китайски. И показала мне иероглиф. Я перелистываю страницу и вижу вот это:
Перевод не подписан, но я откуда-то знаю, что означает иероглиф.
Двойное счастье.
Я смотрю на значок в своей записной книжке. Потом вижу увеличенную версию на вывеске. Двойное счастье. Она там?
– Есть ли неподалеку китайский ресторан или магазин? – спрашиваю я.
Секретарь чешет голову карандашом и обращается к коллеге. Они начинают спорить, где лучше поесть.
– Нет, – объясняю я. – Есть не надо. Вот что я ищу, – и показываю им значок в записной книжке.
Они переглядываются.
– Китайский квартал? – спрашиваю я.
– В тринадцатом округе.
– Это где?
– На Левом берегу.
– «Скорая» привезла бы меня оттуда сюда?
– Нет, конечно же.
– Есть еще один, поменьше, в Бельвиле, – говорит другая женщина.
– Это недалеко, в нескольких километрах отсюда, – добавляет первая и объясняет, как добраться до метро.
Я надеваю рюкзак и ухожу.
Но недалеко. Кажется, что он заполнен мокрым цементом. Когда два года назад я уезжал из Голландии, у меня было куда больше вещей. Но тот рюкзак украли, и больше такой огромный я брать не стал. Время шло, рюкзаки становились все меньше, потому что человеку вообще-то не так много нужно. Сейчас у меня лишь сменная одежда, несколько книг, кое-что из туалетных принадлежностей, но теперь уже кажется, что и этого чересчур много. Когда я спускаюсь в метро, рюкзак на каждой ступеньке бьет по спине, и боль пронзает ножом до самой глубины.
– Тебя побили, но не сломали, – сказал доктор Робине перед моим уходом. Я подумал, что это про мой дух, но оказалось, что про ребра.
Спустившись на платформу, я вынул из рюкзака все, кроме паспорта, кошелька, записной книжки и зубной щетки. Когда подойдет поезд, остальное я оставлю здесь. Вес теперь меньше, но мне не легче.
Китайский квартал в Бельвиле начинается сразу у метро. Я пытаюсь найти иероглиф, нарисованный в записной книжке, но вывесок здесь слишком много, и все эти неоновые рисунки не похожи на мягкие линии, которые она нарисовала на бумаге. Я спрашиваю, где найти двойное счастье. Я даже не знаю, что ищу – место, человека, еду, состояние души. Китайцы как будто пугаются меня, никто не отвечает. Я уже начинаю думать, что на самом деле говорю не по-французски, что мне это только кажется. Наконец один седой старик с резной тростью, пристально посмотрев на меня, отвечает.
– От двойного счастья ты очень далеко.
Я уже собираюсь спросить, что он хотел этим сказать, но тут замечаю собственное отражение в витрине магазина: под глазом набухший синяк, на повязке, закрывающей лицо, проступила кровь. И мне становится ясно, что он подразумевал не какое-то конкретное место.