Только не трогать - стр. 31

– Как ты себя чувствуешь, София? – когда Альфия подходит к моему столу, я замечаю, что она и пахнет сегодня фиалками: этот аромат окутывает меня, как облако.

– Э-э-э… спасибо, з-замечательно, – я поднимаюсь со стула, потому как считаю, что общаться сидя не очень вежливо.

– Вот и отлично, – Альфия приветливо улыбается. – А у меня для тебя кое-что есть, – после этих слов она достает из сумки упаковку шоколадных батончиков и протягивает мне. – Вот, держи! Думаю, тебе надо побольше кушать, а то ты такая худышка! – Её взгляд скользит по моему лицу и замирает на губах.

Я чувствую ужасную неловкость. Никакие шоколадки мне не нужны, но отказываться тоже не очень красиво.

– Спасибо, – выдавливаю я, улыбаясь в ответ. Беру упаковку, но при этом желаю, чтоб меня поскорее оставили в покое.

Тем временем Уварова продолжает рассматривать мой рот, и уже в который раз за последние сутки мне хочется провалиться на месте.

– Ты знаешь, я всё никак не могла вспомнить, о чём мне напоминают твои губы, – наконец сообщает она. – А потом вспомнила: отрывок из «Картахены»3. «У нее были губы цвета киновари, а над ними розовая полоска, будто помада размазана».

Очень странный разговор. Кровь приливает к лицу, и я говорю первое, что приходит в голову:

– Киноварь токсична.

Альфия вдруг наклоняется ближе и шепчет мне на ухо, обжигая дыханием висок:

– Даже не сомневаюсь, что кто-то отравится.

Я непроизвольно отступаю назад, прикусываю губу и замечаю во взгляде Уваровой промельк усмешки.

– Не будь такой пугливой, София. Я тебе не враг.

Конечно, после этих слов я пугаюсь еще сильнее, и опять отвечаю невпопад:

– Спасибо за шоколад.

– Хорошего дня, София.

– И вам того же.

Когда она уходит, я с облегчением выдыхаю. Однако волнение стихает только к концу рабочего дня, хотя больше меня никто не беспокоит. Даже Майера почти не видно: он приехал в обед и засел в кабинете – это ли не счастье?

Я с нетерпением жду возвращения домой – представляю, как приготовлю яблочный пирог и безалкогольный глинтвейн. Сделаю жемчужную ванну с лавандовой пеной. Буду пить глинтвейн маленькими глоточками, перекатывать на языке апельсиновые корочки, вдыхать аромат корицы и смотреть «Амели», завернувшись в мягкий плед. Я это заслужила.

Ровно в шесть я встаю из-за стола, беру сумку, и вдруг дверь кабинета Майера распахивается. Марк выходит на площадку – без пиджака, рукава белой рубашки закатаны до локтя, – и смотрит на меня.

Никаких слов: только взгляд, леденящий до костей, и кивок в сторону кабинета.

От неожиданности роняю сумку на пол.

Зачем он снова меня вызывает? Неужели узнал, что я вчера подслушивала в коридоре?