Только (не) мы - стр. 95

Последний вопрос, якобы озвученный устами мальчика Гриши, прозвучал настоящим криком. И, видимо, в тот момент кричал не он. Кричала его мать, сидящая передо мной, ненавидящая меня, боящаяся меня настолько, что сама пришла в мой дом и стала вот так бешено орать мне в лицо: «Где наш Антоша?!». Но их Антоши здесь не было. А Тони, что был моим, не принадлежал им.

Он и мне, по большому счёту, не принадлежал, хоть я и называла его «своим». Принадлежность кому-то — то же самое рабство. Но если мы с Тони и принадлежали друг другу, то не как рабы, а как союзники, готовые постоять друг за друга.

Мой телефон зазвонил. Я сняла трубку.

Звонил Тони и спрашивал, всё ли у меня в порядке.

— Да, всё хорошо, — ласково ответила я.

— Завтра уже приеду.

— Я буду ждать.

— Целую, Лиз.

— Целую.

Я завершила вызов и тут же встретилась взглядами с сидящей рядом женщиной. В отличие от меня, на её лице не было улыбки. На ней вообще, если так можно выразиться, не было лица.

— Это он? — осведомилась Катя.

— Да, — спокойно подтвердила я.

Катя с силой втянула носом воздух, который наверняка показался ей сейчас слишком густым.

— Как банально, — швырнула она в пустоту, куда-то мимо меня. — Настолько изъезжено, что аж тошнит, — Катя указала подбородком на телефон, оставшийся в моих руках. — Он даже подарки дарит одинаковые. Да? Это ведь его подарок, я права?

С этими словами Катя достала из кармана джинсов свой аппарат — точь-в-точь как мой, даже цветом не отличался. Она включила экран, некоторое время листала вкладки, а затем протянула мне.

— Любуйся. На! Любуйся-любуйся! — подбодрила она совсем невесело.

Я увидела фотографии с отдыха в Турции. Катя, Тони, Гриша. На пляже, в ресторане, в море, в песке, в номере. У бассейна, у какого-то памятника, у стойки ресепшена. Обычные фотографии. Где изображена обычная и очень счастливая семья. Тони и Гриша строят песочный замок. Катя и Тони обнимаются с коктейлями в руках. Катя, Тони и Гриша скачут в волнах.

Мне стало дурно. Голова закружилась, заухала, завибрировала. Я покачнулась на табуретке. И, должно быть, Катя заметила это.

— Лиза, — сказала она жалостливо, — я понимаю, что тебе трудно принять правду. Но поверь, я хочу только добра. Он не останется с тобой. Он не умеет быть верным. Он — кобель, каких свет не видывал. Я могу с этим жить, потому что между нами гораздо больше, чем любовь. Но при этом он любит только меня, понимаешь? И я его люблю. Даже такого паскуду. Он — мой муж. Я никому его не отдам.

Как ни убивала меня горечь, как ни старалась продавить остатки моего самообладания, я всё-таки нашла в себе силы вымолвить последнее: