Только мертвые больше не возвращаются - стр. 4
Чоглоков бросил на него странный взгляд и крепко закусил губу, как бы заставляя себя промолчать.
– Сказать тут особо нечего, – продолжал писарь, – и менее всего допустимо рассуждать об этом, но каждый может одобрить такое действие правительства, и притом в государстве, где только один господин, а все остальные рабы, такое неслыханное великодушие; вот англичане-то удивятся; и какие же после этого будут у них преимущества перед нами? Да абсолютно никаких преимуществ, ну ни малейших.
– О чем, собственно, ты толкуешь? – удивился Самсонов.
Табакерка как колесо точильщика закрутилась у писаря между пальцами.
– О чем я толкую? О государственной тайне. Уже несколько месяцев тому назад в самые отдаленные уголки империи были разостланы указы. Тогда не пришло время заводить речь об этом, потому-то я и помалкивал, не отваживаясь даже намекнуть на это… – впрочем, надо заметить, тогда он и сам ровным счетом ничего об этом деле не знал, – однако теперь можно отважиться… наша великая монархиня… словом, на днях выйдет манифест, созывающий сюда в Москву делегатов от всех национальностей России, чтобы обсуждать новые законы…
– Да вы, часом, не спятили? – крикнул капитан.
– Господин офицер, я этот манифест собственноручно… переписывал.
– Следовательно, мы должны получить такой парламент, как в Англии? – спросил Бабунин.
– По доброй воле и милостью царицы, – присовокупил Самсонов, – да, да, ничего не скажешь, великая и попечительная женщина, наша государыня Екатерина Вторая. Пусть здравствует она многие лета и царствует, многие ей лета!
Внезапно в скоплении народа возникло сильное оживление, волнение и толкотня.
– Императрица, в сопровождении княгини Дашковой, это ее золотая карета! – крикнул писарь.
В экипаже из позолоченного дерева, стенки которого образовывали листы венецианского стекла, сидели две женщины, одна красивая и величественная, в казачьей шапке, другую едва ли можно было назвать миловидной, но она отличалась грацией и живой одухотворенностью. Маша схватила капитана за локоть и быстро отвела его в сторону.
– Ты не должен смотреть на нее, – сказала она.
– На кого?
– На императрицу.
– Это почему же, глупенькая? – с недоумением спросил Чоглоков.
– Потому что… Я, собственно, и сама не знаю почему… – промолвила в ответ Маша, – но я всегда начинаю дрожать, когда заходит речь об императрице, может это предчувствие, что она отнимет тебя у меня. Ведь она выбирает себе фаворитов, нисколько не заботясь о мнении света, а ты… ты, почему ты не должен был бы ей понравиться?
– Ты успокоишься, если я скажу тебе, что Екатерина никогда не сможет стать мне опасной?