Токсичная кровь - стр. 11
Со стариком все было ясно. Чтобы как-то направить разговор в иное русло, я спросил:
– А сколько вам лет, Лавр Михайлович?
– Семьдесят три года, – не без гордости ответил Храмов. – Мужики столько не живут, а я вот, вишь, жив еще. А потому, что всякий день начеку. И у меня каждый день – борьба. С различными негативными проявлениями нашей теперешней жизни. Некогда мне помирать.
– А вы один живете?
– Один, – кивнул Храмов.
– А родственники у вас есть?
– Дочь с зятем. Вот они тоже смерти моей хотят. Ждут, когда им квартира моя трехкомнатная достанется. Чтобы ее сдавать и жить не работая. Сейчас никто не хочет работать. Все хотят сладко жить…
Старик помрачнел. Потом снова закрылся одеялом до подбородка и отвернулся к стенке…
– А вы журналист? – раздался вдруг за моей спиной женский голос.
– Да, – повернулся я и увидел женщину лет тридцати пяти. Она пришла проведать мужа, что лежал недалеко от старика Храмова.
– Напишите там у себя, что отравившиеся больные не получают никакого лечения. Промывание желудка сделали, и все на этом… – возмущенно произнесла она. – Хоть бы антибиотики какие дали.
– А почему не получают лечения?
– Врачи до сих пор определить не могут причину отравления.
– Они вообще ничего не знают, – громко произнес мужчина-посетитель в рубашке с закатанными рукавами. – Больным желудки только промыли, и все. Даже никаких таблеток не дают. Дескать, не известна причина отравления, язви их в душу.
– Говорят, приезжали из санэпидемстанции. И ничего не нашли, – подключилась к разговору еще одна женщина-посетительница с хозяйственной сумкой в руке. – А вирусологи сказали, не наше, мол, это дело – пищевые отравления. Никому, в общем, до больных дела нет.
– А щас вообще никому ни до кого дела нет, язви их в душу, – заметил мужчина в рубашке с закатанными рукавами. – Всяк сам за себя, и выживай, как знаешь. Тонуть будешь – руки никто не подаст. А вместо спасательного круга – еще и булыжник кинут…
– Это верно, – поддакнула мужчине женщина с хозяйственной сумкой. – Бесчеловечные все какие-то стали. Жестокосердные.
– А не надо было Советский Союз давать разваливать, – донесся глухой голос старика Храмова. – А то продали страну, а теперь жалуетесь.
– Да кто продал-то? – ту же парировала она. – Нас разве кто спрашивал?
– Да они чихать хотели на наше мнение, язви их в душу, – заявил мужчина в рубашке с закатанными рукавами. – И тогда на нас чихали, и теперь. Теперь, язви их в душу, даже больше на нас чихают.
– И будут чихать! – не унимался Храмов. – Потому что вы им это позволяете.
– А ты, дед, не позволяешь? – ехидно обратился к нему мужчина в рубашке с закатанными рукавами.