Точка пересечения - стр. 19
– Вот, переедете – будет вам на обустройство.
С ней никто не спорил.
Летом, как и было обещано, съездили в Сочи, в какой-то ведомственный санаторий.
Море – завтрак – море – обед – сон – море – ужин – прогулки. Всё по плану, все по часам. Ни шага в сторону. На солнце можно быть только в определенные часы; толчок – нечего там делать, покупать это цыганское барахло – тебе что, носить нечего? Посидеть где-то в кафе – ты что, голодная?
Нет, она не была голодная: и кормили на убой в этом санатории, и импортные шмотки у нее были. Просто хотелось выйти за пределы этого чётко очерченного круга, свернуть в сторону, чем-то разбавить скуку, настоенную на влажной жаре кавказского лета.
Анатолий много плавал, а она, по сей день не оправившись от той детской травмы, заходила в море максимум по пояс, аккуратно переступала ногами по каменистому дну и довольно быстро возвращалась на лежак под зонтик. Загорала, слегка спуская с плеч лямочки купальника, специально купленного для этого отпуска. Сиреневый, с тонким белым кантиком, с полукруглыми вырезами впереди по талии и полностью открытый сзади. Она прикрывала глаза, лениво отщипывала от тяжёлой грозди крупные ягоды теплого винограда и позволяла себе не думать ни о чем. Просто не думать и всё.
А мысли были. То она вспоминала Лану – вот бы ее сейчас сюда! Русалка, рассекающая толщу воды четкими и отработанными движениями рук. Она была пару раз на ее тренировках. Лана и вода были чем-то неделимым, цельным, органично связанным друг с другом.
Вот и её Анатолий – любитель поплавать. Не поплескаться, а именно поплавать – заплыть далеко, за буйки, так что совершенно была не видна его русая, коротко стриженная макушка. Первые дни она волновалась, стояла по колено в воде, полотенце на плечах, рука – козыречком. Высматривала. Потом поняла бесполезность и нелепость этого занятия.
Ей совершенно не нужно было это море, она почувствовала это достаточно быстро. Эти острые гальки на пляже, по которым невозможно было ходить, разве что только ранним утром, пока они ещё не успевали раскалиться под безжалостными лучами солнца. Этот ровный шум, взрывающийся смехом, плачем или криками детей и раздраженными окриками их родителей. Этот фотограф с замученной обезьянкой на плече, который упорно подходил к её зонтику и предлагал мадам "сделать фото на память о Кавказе." Эта дикая усталость, которую она чувствовала, поднявшись в номер, и которую тщетно пыталась смыть тугими струями прохладного душа. Казалось, что море вытягивает из нее все жизненные силы, всю энергию.