Точка Омега - стр. 8
Он ее выбрал. Еще там, в Москве. И сюда приехал вслед за ней, не в силах надолго разлучиться с избранницей, оставить ее, так сказать, без присмотра. И не то чтобы он надеялся в какой-то момент оказаться нужным ей, ну, там, к примеру, спасти тонущую в море (плавала она, кстати, отлично) или защитить от слишком назойливых ухажеров, а вообще.
Конечно, в этом было что-то, мягко говоря, не совсем обычное, но, с другой стороны, у юношеской романтики разные лики: иногда чувства так обострены, что опасаются любого слишком грубого, слишком натурального прикосновения. Кто знает, может, и в самом деле порой лучше оставаться в отдалении, чем сблизиться и потом испытать горечь разочарования.
Он был худощав, но крепок на вид, лицо его быстро загорело дочерна (утренние часы на горе), светлые волосы на летнем солнце выгорели до белизны, серые глаза порой казались голубыми, словно в них отражались одновременно море и небо.
Она же между тем пользовалась огромным успехом – среднего роста, ладно скроенная грациозная фигурка, роскошные, чуть вьющиеся каштановые волосы, большие, чуть загибающиеся к вискам карие глаза… Она действительно была хороша, воздушна и, главное, свободна, а это только еще больше притягивает к женщине. Вокруг нее постоянно крутились воздыхатели, ходили за ней табунком, всячески угождали ей, а она, наслаждаясь своей привлекательностью, флиртовала направо и налево, не останавливаясь, впрочем, ни на ком персонально.
Отдельно стоит описать тот самый уступ, на котором он проводил столько времени. Раннее вставание, карабканье на гору и потом долгое восседание на камне, подобно какому-нибудь древнему отшельнику, – может, это как-то воздействовало на него? Он жил наособицу, независимо от того, была у него путевка или не было, было ли у него право на проживание здесь или нет. Разве нужна бумажка, чтобы сидеть на горе? Чтобы устремлять взгляд в распахнувшийся во всю необъятную ширь простор?
Каждое утро он оказывался наедине с этой фантастической, хотя и вполне обычной далью, с этим нежным, в легкой розоватой дымке занимающимся рассветом, с этим голубеющим на глазах, громко плещущимся внизу морем. А чуть позже там, за горизонтом, зарождалось чудо – из серо-розового марева возникал золотой диск. Начинался день, августовский южный день, до краев напоенный солнцем, жаром, ароматами дикой горной растительности…
На этой грани кончалось и безмолвие. Все громче раздавался гомон птиц, где-то за горой начинал свою хриплую арию неутоленной страсти ишак, кричали петухи… Мир окончательно просыпался и в предчувствии пока еще нескорого заката начинал тосковать по любви. Возможно, Невидимка проходил через все эти стадии. Глаз слепнул от обилия света, легкие насыщались кристально чистым воздухом – все существо переполнялось хмелем жизни и жаждой еще чего-то, сродни именно этой горней вознесенности, этому непредуказанному слиянию с миром.