Размер шрифта
-
+

То, что звучит / По заявкам - стр. 3

На самой верхней полке лежала банка с леденцами и записка: «Возьмите меня, мастер Холин».

Я сама его прогнала. А он сам ушел.

Я забралась в кресло и… Не помню.

* * *

– Мам?

Я приоткрыла глаза через силу. Веки опухли и ощущение было, будто они с изнанки щебенкой поросли, и эта красота мне по глазным яблокам скребет, стоит моргнуть.

– Мам, утро. Мы в школу, – сообщил Лайм, бочком пролез в щель и тарелку протащил. – А тебе вот.

Тарелка встала на стол как раз на пятно. На тарелке гордо возлежал кривоватый, но аппетитный бутерброд с яичницей, зеленью и попытками тоненько нарезать вяленое мясо. Следом сын добыл из кармана бутылку с брусничным соком.

– Вы пытками заставили кухарку вернуться, а чтоб не убежала, привязали к плите, и она готовила завтрак одной рукой? – голос был хриплый, как гулий вой.

– Хих… Не, Дара в сети поискала, и мы сами приготовили. А суп я за домом закопал и почитал над ним по книжке, чтоб не расползся. Там еще шевелилось утром. И в кладовке тоже почитал, где холодильный шкаф. А то там скреблось. А кота можно оставить?

– Какого кота?

– Ну что вчера призвался, когда ты нас обедать звала. Только мы его теперь не звали, он сам. Наверное.

– Мертвый?

– Чего мертвый? Обычный. Шерстяной, теплый и урчит.

– Ну… раз теплый.

– Мам, ты покушай, – Лайм уперся животом в стол и подвинул тарелку и сок мне поближе. Надо же, кажется, еще недавно над столом только макушка торчала, две макушки, а теперь вот завтраки сами готовят и мать безалаберную подкармливают. В глазах защипало от умиления, а сын распахнул глаза. Темные, как у Марека. Он вообще на него похож, будто под копирку.

– Ма, ты чего? Ты только не плачь, ладно? А то… страшно. – Лайм поежился. – Дара просила не говорить, но я скажу, потому что так не должно быть.

– Как, солнышко?

– Меня дом ночью разбудил и помигал сферами вниз идти. Ты там стояла, лицом к двери, как когда папа ушел, и смотрела во тьму. Твоя тень на ту сторону тянулась в щель. Крылья будто наизнанку, а ты когтями по груди вот так, шкряб, перья сыплются и в пепел, и с крыльев тоже… пепел. И тоже туда, за порог. А еще ты плакала. Без слез. Очень страшно. Я тебя в спальню хотел отвести, за руку взял. Никогда так близко к порогу не стоял… Но я все вспомнил, как учили, и щит вспомнил. Но ты не хотела идти в спальню. А потом Дара выглянула, сказала, чтоб в кабинет. Ты крылья собрала, в кресло села и нормально уже заплакала, как все плачут. А потом заснула.

Вот тьма… Мать называется. Перепугала детей. Надо закругляться с этими страданиями по бессмертному Х. Так и крышкой хлопнуть недолго. Я и так у светена на особом счету, как особа с особо поехавшей черепицей.

Страница 3