Тьма - стр. 80

Затем Могаба нанес сокрушительный контрудар, являвшийся, по его заверениям, не более, чем преследованием отступающих. Он обрушился на стены между нашими осадными башнями и штурмовал их до тех пор, пока Длиннотень не сообразил, что происходит, и не приказал ему отступить.

И тут же, словно он знал обо всем и без моих донесений, Костоправ повел наступление на его фланг. А минуту спустя слева ударила Госпожа.

Бой среди утесов продолжался со все большим ожесточением. В этой сумятице я потерял своих родственников. Нарайян Сингх и Дщерь Ночи бежали из лагеря Душил и укрылись под вышкой Могабы.

С нашей стороны никаких сюрпризов не было. Войска накатывались волна за волной, отходили, заменялись свежими силами и наступали снова. Могаба отбивал все атаки, но нес потери. Наши рабочие медленно, дюйм за дюймом, продвигали башни вперед. А Длиннотень упорствовал в своей дурости. В сложившихся обстоятельствах его упрямство выглядело не только иррациональным, но и самоубийственным. Он заставил Могабу драться связанным по рукам и ногам и при этом изливал на него ушаты обвинений, потому что теперь и сам видел, что тому, скорее всего, не устоять.

На востоке полыхало пламя.

Эта часть сражения подходила к концу.

До меня наконец дошло, почему Длиннотень не дает Могабе воли, хоть и сам понимает, что это вредит делу. Он боится, что Могаба поступит так же, как Нож.

– Он дурак, этот Хозяин Теней, да еще и слепой дурак. В людях ни хрена не смыслит, – немедленно отозвался Нож.

– Это почему?

– Потому что Могаба считает себя обязанным сломить хребет Костоправу. Иного выхода для себя он не видит.

Костоправ громко фыркнул.

– Это противоборство, – продолжил Нож, – стало смыслом его жизни. Для него нет будущего без победы. Он должен победить или умереть.

– В известном смысле я чувствую то же самое, – проворчал Костоправ.

– В одном Длиннотень прав – все идет к тому, что его ухватят за задницу. Как там их боевой дух?

Я поморщился. Неужто я должен вот так, перед всей оравой, выложить правду про Копченого?

– Ниже змеиной задницы, – сказал Одноглазый.

– Так они сломаются?

– Если побежит Могаба. Любить они его, может, и не любят, но верят в него все до единого.

Я уставился на Госпожу и увидел, что глаза ее закрыты. Возможно, она просто-напросто улучила минутку и вздремнула. Мало кому было об этом известно, но в последнее время она работала больше, чем кто-либо другой. И больше всех вымоталась, а ведь ей приходилось постоянно быть начеку.

Я представил себе, что могли бы натворить Длиннотень с Ревуном, узнай они, до какой степени измотана Госпожа, и меня проняла дрожь. Капитан кивнул, как бы в подтверждение собственных мыслей, и распорядился: