Типы лидеров - стр. 24

В сентябре 2013 года президент Барак Обама совершенно неожиданно запросил одобрение конгресса на удары по ряду целей в Сирии в качестве реакции на использование режимом Асада химического оружия в гражданской войне. Однако это решение было мало связано с желанием следовать букве американской конституции. В первую очередь оно диктовалось заботой о внутренней легитимности и желанием разделить ответственность за военные действия после скандалов с Ираком и Афганистаном. К этому моменту прецедент запроса одобрения у законодателей уже был создан британским премьером Дэвидом Кэмероном. Палата общин дала правительству почти неслыханный отпор и отказалась поддержать любые силовые действия, полностью исключив тем самым британское участие в ударах по целям в Сирии. Известие об этом способствовало расширению дискуссии по данному вопросу в конгрессе и в целом в Соединенных Штатах, и победа Белого дома стала отнюдь не очевидной. Помимо членов обеих палат и обеих партий (особенно демократов), опасавшихся, что американское военное вмешательство лишь осложнит и без того тяжелую ситуацию, в дискуссии участвовал целый ряд республиканцев, желавших просто поспособствовать поражению Обамы.

На пресс-конференции в Лондоне 9 сентября 2013 года госсекретарь Джон Керри заявил, что у Башара Асада есть единственный способ избежать военного вмешательства – в недельный срок полностью передать все запасы химического оружия. («Но он не будет этого делать. Да это и невозможно по объективным причинам».) За слова Керри зацепился его российский коллега, министр иностранных дел Сергей Лавров, который немедленно выступил с инициативой принудить Асада сдать все химическое оружие. Россия пользовалась в Сирии наибольшим влиянием, а президент Владимир Путин был в первых рядах противников предполагаемого американского военного вмешательства. Обама охотно отреагировал на это, отложив и ракетный удар, и, соответственно, голосование в конгрессе. Начало процесса химического разоружения Сирии под контролем международных наблюдателей на базе договоренностей Керри с Лавровым имело двойной положительный эффект для американского президента (не говоря уже о том, что это была в некотором смысле победа российской дипломатии). Это означало уход от риска провала важной президентской внешнеполитической инициативы в конгрессе и, что еще более важно, повышало вероятность достижения промежуточной цели – ликвидации сирийского химического вооружения – без совершенно непредсказуемого в своих последствиях одностороннего военного вмешательства. Этот итог стал непредвиденным результатом внесения вопроса на рассмотрение конгресса, но при этом у всех вовлеченных сторон появилось время на размышление и на последующие переговоры. Такое решение не положило конец гражданской войне, подавляющее большинство жертв которой было убито не химическим оружием. Однако оно привело к американо-российскому сотрудничеству по данной проблематике, что сделало перспективу мирной договоренности об окончании конфликта несколько более ясной, чем ракетные удары, которые неизбежно повлекли бы за собой жертвы среди гражданского населения