Типаж - стр. 9
Это Михаэль уже знал и догадывался, что рассказ Нади – предисловие.
– Тогда и Клава на фронт ушла. Значит, любовь у тебя с ней была? Говорила Екатерина, что письмо получила от Клавы. Она там про тебя написала. А я от кого слышала? От отца. Он к Екатерине часто заходит. Мало ли чем помочь надо. Так и говорит: «До смерти помогать буду. Я у Спиридоныча-покойника в неоплатном долгу». Что не пьёшь? Налей-ка ещё!
Самогон ударил в голову. Теперь голос Нади звучал так, словно она находилась в другом углу комнаты.
– Ты, Михаил, себя зря не казни. Я, может, и не самая умная, а так думаю, что не мог ты ничего сделать. Даже если б нашёл свою Клаву – не вытащил бы её из пекла этого. Времени у тебя не было. Убили бы вас обоих или в плен взяли. Я почему говорю? Сосед наш без руки вернулся. Он как раз там на Волхове был, в долине смерти той. Много чего рассказывал. А в один прекрасный день глядим – нет соседа. Забрали. Говорят, на базаре болтал да на станции. Нас потом предупредили в милиции: «Будете распространять пропаганду вражескую – за ним пойдёте». Только я не милиции нашей – ему поверила. Слезам его. А ты, если б даже в плен попал, тебе что плен, что смерть – всё одно. Думаешь, я не вижу, кто ты? У нас на фабрике начальник цеха такой же был, Шнейдер Лев Семёнович. Из эвакуированных. Строгий, принципиальный. Законник, одним словом. Девчонки наши вначале на него косились: молодой, а тощий, как Кощей, и ни на кого не смотрит. Всё о чём-то своём думает. Ну и окрестили Скелетом, а некоторые переговариваться начали: мол, еврей и всё прочее. Другие воюют, а этот в тылу окопался. Бабами командует. Ты не обижайся, у нас тут всякие есть.
– Да я понимаю, – невесело усмехнулся Михаэль. – Мне тоже разное говорили.
– А ты на дураков не гляди, – отозвалась Надя. – Послушай дальше. Косились, косились, пока у одной из наших сынишка заболел. Оставить не с кем. Она туда-сюда, отгул нужен. А мы – на военном положении, хоть и швейная фабрика. Какие там отгулы! Нечего делать, пошла она к начальнику. Возвращается пришибленная. Смотрим на неё, переглядываемся, дескать, всё ясно: послал её куда подальше Скелет. А она нам: «Девочки, родные, не поверите! Отпустил! „Идите, – сказал, – домой, не волнуйтесь. Мы вас прикроем“. На „вы“ назвал, а у самого – платок в руке, и кровь на нём».
Михаэль понимал, что ещё немного, и у него начнёт двоиться в глазах. Коварный напиток действовал. И всё же он заметил, что Надя закинула ногу на ногу, и натянувшаяся юбка приоткрыла колено.
– Так-то вот, – закончила она. – Хороший человек оказался. Если беда у кого, всегда старался помочь. Понемногу отошёл, даже шутить начал. «Моя фамилия, – говорит, – что означает? Тот, кто шьёт. Вот и руковожу швеями». А сам больной, чахоточный. Зиму нашу не пережил. И семья у него под немцем осталась. Твои-то где? Говорят, фашисты всех евреев убивают.