Тим - стр. 31
– Обещаю, Мэри, я сразу скажу, потому что ты никогда не орешь и не злишься на меня.
Она рассмеялась.
– Брось, Тим! Не изображай из себя мученика! Я уверена, никто не орет и не злится на тебя очень уж часто, а если такое и случается, то только когда ты этого заслуживаешь.
– Ну, в общем, да, – ухмыльнулся он. – Но мама страшно сердится, когда я заблевываю все вокруг.
– Ее можно понять. Я бы тоже страшно рассердилась – поэтому обязательно скажи мне, если тебе станет плохо, а потом потерпи, пока не выйдешь из машины. Договорились?
– Договорились, Мэри.
Немного погодя Мэри прочистила горло и снова заговорила:
– А ты когда-нибудь выезжал за город, Тим?
Он помотал головой.
– Почему?
– Не знаю. Наверное, за городом нет ничего такого, что мама с папой хотели бы посмотреть.
– А Дони?
– Дони ездит повсюду, она была даже в Англии. – Он сказал это так, словно Англия находилась где-то совсем рядом.
– А на выходные, когда ты был совсем маленьким?
– Мы всегда оставались дома. Мама и папа не любят буш, они любят только город.
– Ладно, Тим, я очень часто езжу в свой коттедж, и ты можешь ездить со мной. Возможно, когда-нибудь я возьму тебя в пустыню или к Большому Барьерному рифу, чтобы отдохнуть по-настоящему.
Но Тим уже не слушал ее, ибо они спускались к реке Хоксбери и вид открывался великолепный.
– Ой, красотища какая! – воскликнул он, ерзая на сиденье и судорожно стискивая руки, как делал всегда в минуты волнения или расстройства.
Но Мэри ничего не замечала и не сознавала, кроме внезапной боли – боли такой незнакомой и непостижимой, что она понятия не имела, с чего вдруг у нее так мучительно сжалось сердце. Бедный, несчастный парень! Казалось, все обстоятельства сложились против него, лишив всякой возможности расширять кругозор и развивать ум. Родители очень любят его, но они живут в узком мирке повседневных забот, и их горизонты ограничены ломаной линией сиднейских крыш. Положа руку на сердце, она не могла винить их за неспособность понять, что Тим никогда не сумеет извлечь для себя из такого образа жизни столько, сколько извлекли они. Им просто никогда не приходило в голову задаться вопросом, счастлив сын или нет, поскольку он действительно счастлив. Но разве не может он стать еще счастливее? Что будет, если освободить его от оков рутинного существования, позволив выпрямиться во весь рост?
Мэри было очень трудно привести к единому знаменателю все свои противоречивые чувства к нему: иной раз она видела в нем малого ребенка, а порой, опять пораженная его физическим совершенством, вспоминала, что он взрослый мужчина. И ей было очень трудно вообще испытывать какие-либо чувства, поскольку она уже многие годы не жила полнокровной жизнью, а просто существовала. Она не располагала врожденным эмоциональным мерилом, дающим возможность отличить жалость от любви, раздражение от желания защитить. Она и Тим напоминали странную пару Свенгали и Трисби: ум, зачарованный безумием.