Тихое утро. Рассказы - стр. 18
Читать он давно умел, писать тоже, и, когда учитель Алексей Павлович стал писать на доске ровные палочки, Мише сделалось так скучно, что он чуть не уснул.
Он пришел в школу еще раз, на другой день, а потом уже не пошел. Сначала он говорил, что у него болит живот. Потом ему стало все равно, и он сказал, что вообще больше в школу не пойдет. А если его станут заставлять, то он уйдет из дому, уедет на Дальний Восток и будет ехать и слезать на разных станциях, и так проедет, может быть, пять лет, а там уж и учиться не надо будет. Бабушка у него была старая, беспомощная, она только ахала и огорчалась, и Миша ее не боялся.
Длинное-длинное лето кончилось, и стояла осень. В садах облетали листья, и стали видны большие яблоки. Разжиревшие гуси еле ходили по сырой траве. Часто шли дожди, и мокрая земля тогда краснела, а трава зеленела. Девчонки и ребята тащили из лесу полные ведра грибов.
«Зачем учиться, – думал Миша, – когда можно просто так жить? Разве и без школы не известно, что трава растет, а потом ее косят и осенью желтеют листья? И что над заречными полями летят гуси и журавли? И что в березовых лесах растут подберезовики, а там, где осины, – подосиновики?»
Так Миша и просидел дома до воскресенья, лазил на чердак и в сарай, играл сам с собой, а когда ребята, сделав домашние задания, выходили на улицу, он играл с ними.
Мише такая жизнь очень нравилась, он совсем повеселел и целыми днями пел песни на чердаке или в сарае. Он не знал, что бабушка ходила в школу и жаловалась Алексею Павловичу. А когда Миша в воскресенье утром делал себе стрелы для лука возле поленницы, калитка вдруг скрипнула, и во двор вошел Алексей Павлович. Миша сначала испугался и покраснел. А потом насупился и решил, что лучше умрет, чем пойдет в школу.
– Ну, здорово, бродяга! – сказал Алексей Павлович и сел рядом с Мишей на бревно. Он был молодой и высокий, с голубыми глазами, только рука его была скрючена и на щеке был глубокий шрам. – Как живешь-то?
Миша ничего не сказал, нагнул голову и сделал вид, что очень занят выстругиванием стрелы.
– Это ты что? – спросил Алексей Павлович. – Стрелу, что ли, делаешь? А лук хороший?
Миша засопел и подумал: «Спрашивает! Будто не знаю, зачем пришел!» – но невольно покосился на поленницу, где лежал его лук.
Алексей Павлович увидел лук, взял его в левую, изуродованную руку и подергал за тетиву.
– Слабоват, – сказал он деловито и, развязав на одном конце тетиву, снова натянул, так, что она зазвенела.
– Вот теперь ничего, – сказал он и подергал тетиву. – А стрелы у тебя, ну-ка?