Тихий старый дом. Записки караванщика - стр. 15
– Если чай нужен, так я сейчас принесу, – кивнул Столяров, поднимаясь со своей кошмы. – Только без меня не начинайте, я тоже послушаю.
– Конечно, конечно… – улыбнулся старик, поправляя полы плаща и поудобней подпирая спину рюкзаком.
Илья встал, и, подняв с земли зеленые пиалы, украшенные золотистым казахстанским орнаментом, двинулся в сторону большого костра, рядом с которым стояла полевая кухня.
Степной ветерок коснулся нас слабым порывом и в ноздри вновь ударил пряный аромат степных трав, отходящих от дневной жары. Я доел свой кусочек вяленой говядины и составил в одну кучу все пустые плошки, чтобы вид грязной посуды не мешал спокойно воспринимать окружающую нас степную ночь и интересный рассказ Коновальцева. А в том, что рассказ будет интересным, я не сомневался. Словно поняв мои мысли, старик Игорь хмыкнул и сказал:
– Подбрось дровишек, если тебя не затруднит. История будет долгой. И, кто знает, может, даже почерпнешь из неё что-нибудь полезное для себя.
Я спокойно выполнил просьбу старика, и поудобней устроился рядом с огнем, поправив куртку и оружие. В скором времени появился Столяров, держа в руках закопченный трёхлитровый чайник, из носика которого валил густой пар.
– На кухне уже спят почти все, – пояснил здоровяк, садясь на свое место и наливая в пиалы душистый чай. – Так что я полный забрал, чтоб по десять раз не ходить.
– Ну и правильно, – улыбнулся Коновальцев, принимая протянутую ему пиалу. – Ух, какой крепкий, спасибо большое.
– Спасибо, – тоже кивнул я, принимая пиалу.
Старик Игорь сделал большой глоток, и, подняв шляпу повыше на морщинистый лоб, что бы было видно его лицо, начал свой рассказ…
…Светило палящее полуденное солнце, от которого, казалось, нигде нет спасения. Мой старый армейский УАЗ-ик, с проржавевшим кузовом и почти облезшей краской, двигался по извилистой дороге. Впрочем, дорогой это можно было назвать с трудом. Скорее по огромной промоине, среди отвесных стен высотой метров пять, пробитых потоками воды в белой глине. Это был самый настоящий каньон, и я чувствовал себя ковбоем времен дикого запада. Только вот конь был стальным, и, к тому же, голодным.
Вода и ветер за десяток лет увеличили трещину в пласте белой глины до чудовищных размеров. Палящие лучи полуденного солнца буквально отражались от белесых стен и слепили глаза.
Если бы не узкие солнцезащитные очки, я давно бы перестал различать грязные, прокатанные полосы дороги. Конечно, мне совсем не хотелось забираться в этот узкий каньон, который был идеальным местом для западни, но другого пути попросту не было. С одной стороны от него было глубокое пересохшее русло реки Урал, а с другой грубая каменистая «гармошка» – так местные назвали выход пластов горных пород после Великой Катастрофы.