Тихая вьялица - стр. 3
Она бежала и бежала, пока не выбилась из сил, а домов всё не видать. Тогда она рухнула прямо на снег, взметнув вверх столп белой ледяной крупы. Куда же она забрела? Деревня уже должна была показаться! Стылый воздух с каждым вздохом врывался в её лёгкие и царапал горло, а наружу белыми клубами вырывался пар.
Луше вдруг почудилось, что она слышит тихий-тихий вой.
«Буян!»— встрепенулась она и стала прислушиваться. Где-то в противоположной стороне и впрямь скорбно выли собаки, но это было так далеко, что вой был едва различим.
Луша торопливо поднялась на ноги и бросилась в ту сторону, откуда доносился вой. Этот рвущий на части душу звук придавал ей сил, и гнал её вперёд. Вдали замелькали огоньки — то светились окна деревенских домов, — и Луша понеслась ещё быстрее, не смотря под ноги. Снег разлетался в разные стороны и бил в лицо. Она могла уже различить очертания покосившихся домов, на крышах которых возвышались белые шапки.
Вдруг под её ногами враз образовалась пустота, и Луша резко рухнула вниз, погружаясь в ледяную воду. Тело обожгло, рот, из которого вырвался лишь сдавленный вздох, перекосило. Луша стала цепляться за края ледяной лунки, в которую угодила, но пальцы соскальзывали, а одежда намокла, потяжелела и тянула вниз. Вода быстро подобралась к подбородку, попала в рот. Пальцы онемели, а ног Луша совершенно не чувствовала.
Последнее, что она услышала, прежде чем ледяная вода сомкнулась над её головой, был хриплый каркающий смех...
_____________________
[1]Бесовская неделя — традиционно Святки делились на две части — «святые вечера» (от Рождества до Васильева вечера) и «страшные вечера» (с ночи под Новый год и до Крещения Господня). «Страшные вечера» считались в народе временем разгула нечистой силы, поэтому вторая неделя святок иногда называлась даже «бесовской», «поганой».
[2]Остолбень — дурак.
2. Глава 1
Год спустя
В небольшой деревушке под названием Тихая вьялица[1], что одним боком жалась к границе Кряжистого леса, целую неделю шёл снег и только к рождественскому сочельнику наконец прекратился. Сугробы к тому времени выросли аж по пояс, и деревенские мужики и бабы не успевали орудовать лопатами, расчищая снежные насыпи.
— Это хорошо, — переговаривались они промеж собой. — Значит, будет урожай хлеба!
Но даже сугробам было не по силам в такой день удержать взаперти молодых девиц, в особенности тех четырёх, что, одевшись потеплее да понаряднее, выскочили из своих домов и теперь неторопливо прохаживались вдоль главной улочки.
— Гадать в этом году будем у меня в бане, — покосившись на подружек, произнесла та, которую звали Цветана. Голубые глаза её, обрамлённые густыми ресницами, поблёскивали в предвкушении. — Отец, когда ездил в волость, привёз мне оттуда зеркало большое. В нём-то я уж точно сумею разглядеть лицо своего суженого!