Тихая семейная история - стр. 27
– С чего бы вдруг? Думаю, у нее просто мало времени: так много всего сразу на нее обрушилось: родители, Ванька с Алисой, теннисная школа, которую она теперь тянет одна.
Но, перечисляя Ликины сложности, я начал осознавать, что Даня, пожалуй, прав: Лика избегала общения с ним, буквально со дня его возвращения из Сиэтла. Она явно переживала за него, возможно даже больше, чем за Алису и Алену, и тем не менее не поехала со мной в аэропорт его встречать. А с тех пор, как Даня переехал к нам, Лика стала возвращаться домой лишь поздно вечером. Утром она либо убегала чуть свет («много работы»), либо оставалась в постели до тех пор, пока мы с Даней не уезжали на офис («неважно себя чувствую»). Внезапно я ощутил внутри неприятный холодок: в поведении Лики что-то было очень и очень не так.
Пока я размышлял, Даня внимательно наблюдал за мной, словно пытаясь угадать, о чем я думаю.
Я невольно вздохнул.
– Возможно, ты и прав.
Он кивнул.
– Сначала я думал, что Лике в ее горе просто тяжело общаться еще и со мной, помимо отца, мамы и малышни. Но после нашего с тобой разговора начинаю подозревать, что у ее поведения могут быть другие причины.
– Лучше не мучиться подозрениями, а дождаться ее возвращения и прямо спросить об их загадочном разговоре.
Лика вернулась около полуночи. Мы с Даней караулили ее в гостиной: два предыдущих вечера, пользуясь нашим пристрастием к террасе, она незаметно проскальзывала в спальню и не выходила оттуда до утра, ссылаясь на адскую усталость.
Услышав, как хлопнула входная дверь, я поспешил навстречу жене.
– Мы здесь, Лик! Ждем тебя в гостиной.
Через минуту она бесшумно вошла и, быстро кивнув, замерла на месте, настороженно переводя взгляд с меня на Даню и обратно. После разговора с Даней я вдруг увидел ее другими глазами. Лика явно похудела за последнее время, неулыбающиеся серые глаза казались непропорционально большими на осунувшемся лице. Копна пшеничных волос была небрежно усмирена резинкой, но отдельные пряди, освободившиеся за долгий день, подчеркивали гордый изгиб шеи. Как же она красива! Кажется, Лика стала еще прекраснее с тех пор, как мы с ней познакомились. Какое счастье, что она жива, и я не потерял ее. Эта мысль часто посещала меня после гибели Вики, но впервые она не вызвала во мне чувства неловкости. Я поспешил к ней и порывисто обнял, не стесняясь присутствия Дани. Лика так же порывисто ответила на мое объятие. Я повел ее к дивану.
– Малыш, я понимаю, ты устала, но появились новые обстоятельства, которые нам надо обсудить.
Лика, не сопротивляясь, села рядом со мной, тесно прижавшись к моему боку. Она молча выслушала Данин рассказ о странных находках у него дома, однако вздрогнула при упоминании о блистерах. Когда же я спросил Лику о подслушанном разговоре с Викой, ее пальцы инстинктивно вцепились в колени. Однако она твердо стояла на своем: у Вики не было неприятностей, не было мыслей о самоубийстве, ее гибель – трагический несчастный случай. Их разговор касался Викиной идеи продать теннисную школу. Блистеры в шкатулке и пудру из таблеток на руках она прокомментировать не могла, но была уверена, что для них тоже есть какое-то вполне невинное объяснение.