Тихая роща - стр. 23
Ягиня хмурит черные брови, поднимает руку и притрагивается к родинке – напоминанию о том, что когда-то ее предали и не сдержали своего обещания. Жгучая обида затаилась в груди, гадюкой стягивая талию, шею и плечи.
– Я не допущу их брака. Ни за что, – твердит Ягиня.
– Ну и дура, – Баюн склоняет голову и вылизывает переднюю лапку, – только о себе и думаешь. Про тело девушки подумай, мур-р. Ненаглядный твой получит девицу-красавицу. А ты возьми, да и сделай из ее тела сосуд, мр-р.
Ягиня задумывается, но спустя мгновение качает головой.
– Она – смертная. Я не могу пожертвовать своей магией. Да и не думаю я, что девка не издохнет.
– Так что для тебя важнее? – спрашивает Баюн. – Жизнь с милым возлюбленным или существование дряхлой старухой, но с магией?
– Тьфу на тебя! – ругается Яга. – Какая же я старуха? Разве есть седина в моих волосах? Или может мои груди обвисли, перестав держаться в сарафане? Поди прочь, глупый кот!
Она машет метлой и Баюн, утративший интерес к беседе, исчезает среди ветвей.
2
Я долго не могла открыть глаза. Горло жгло так, словно я выпила кипяток.
«Где я? Что происходит?» – я приложила руку ко лбу и тихо застонала. Боль разошлась по всему телу, возвращаясь нудящими судорогами.
Самым тяжелым в кошмарах было очнуться после них. Прийти в себя и не уйти в другой мир. Однажды мама рассказывала, как она не могла привести меня в чувство. Только и видела, что мои широко раскрытые глаза, бегающие туда-сюда, но не замечающие ни ее, ни отца. Тогда родители сильно переругались. Отец предлагал отдать меня на растерзание психиатрам, а мама умоляла его потратиться на полное медицинское обследование у врачей. Позже она рассказывала, что папа просто переживал, и никогда не желал мне жизни в психушке.
Родители и не догадывались, насколько тяжело для меня было видеть их страдающие лица. На шестнадцатый день рождения у нас состоялся «взрослый» разговор. Мама наготовила вкусностей, испекла мой любимый торт, даже дала мне выпить шампанского. Папа был немногословен, но по его тяжелому взгляду из-под нахмуренных бровей было ясно – что-то грядет.
– Тая, – мама подсела ближе и взяла меня за руку, – мы с папой хотим кое-что спросить у тебя. Кое-что очень личное. Ты сможешь сказать правду? Даже если она будет ужасной и ты все эти годы переживала этот ужас одна?
– О чем ты, мам? – я взглянула на папу, но он лишь пожал плечами. Когда мама начинала взрослые-серьезные разговоры, он предпочитал отмалчиваться до крайней точки.
– Помнишь, как потерялась в лесу?
– Мам, не начинай… – я хотела встать и уйти, но она крепко сжала мою руку. Сжала до боли, заставив меня подчиниться.