Тиберий Гракх - стр. 47
Евн что-то сказал глашатаю. Тот, приложив ладони рупором ко рту, закричал:
– Кто хочет выступить обвинителем?
По проходу между скамьями побежал человек, как и большинство сидевших в театре, – в лохмотьях и без обуви. Это был Ахей. Он остановился и, прижав левую руку к груди, словно хотел замедлить биение сердца, заговорил. Голос его сначала дрожал, потом окреп и зазвучал, как колокол на корабле во время бури.
Ахей говорил о муках, на которые обрекали господа рабов, о жестоких пытках и издевательствах, в которых Дамофил не знал себе равных.
Не все в театре понимали греческую речь, но все слышали и понимали голос сердца, которое билось в лад с сердцами тысяч людей: сирийцев и греков, галлов и испанцев, египтян и скифов, негров и фракийцев.
– Мы судим не одного Дамофила, – сказал в заключение Ахей. – Мы судим всех тех, жестокости которых мог бы позавидовать сам Фаларид[16]. На нас смотрят души замученных ими рабов! На нас смотрят те, кто еще томится в каменоломнях Сицилии, в рудниках Лавриона и Нового Карфагена. Нет пощады палачам!
Последние слова Ахея были встречены громкими сочувственными возгласами.
Мегаллида еще ниже опустила голову. Лицо Дамофила перекосил животный ужас.
Глашатай снова прокричал свой призыв.
И долго возбужденные ораторы сменяли друг друга, пока на сцену не поднялась женщина лет сорока в черной палле, казавшейся на ее хрупких плечах слишком просторной.
– Меня зовут Хлоя, – начала женщина. – Десять лет я причесывала Мегаллиду. Видимо, мое искусство сохранило мне жизнь. Госпожа никогда не поднимала на меня руку, но вы видите, я в трауре, я ношу его по тем моим подругам, которых приказывала сечь моя хозяйка во время утреннего туалета. Одним глазом она оценивала мою работу, а другим следила за действиями своего доверенного палача Кирна. Я не могу сосчитать число погибших. Но ведь не было ни одного дня, когда бы я не причесывала Мегаллиду. Сосчитайте сами!
Не в силах сдержать рыданий, Хлоя сбежала вниз.
Театр заревел.
– Слово подсудимым! – провозгласил глашатай, перекрывая шум. – Пусть ответят на наши обвинения, прежде чем мы вынесем приговор!
Лицо Мегаллиды исказилось злобной улыбкой. Дамофил сполз на колени, насколько позволяли веревки, и, полувися на руках, истошно завопил:
– Пощадите! Пощадите! Разве вы не были свободны? Я же не мешал вам грабить на дорогах!
По театру прошло движение. Раздались одиночные голоса: «Сохранить ему жизнь!», «Пощадить!», утонувшие в возмущенных криках толпы.
Неожиданно из передних рядов выбежал человек с волчьей шкурой на плечах. В правой руке он держал дротик. С силой метнул он его в Дамофила, и тот рухнул.