«The Coliseum» (Колизей). Часть 2 - стр. 22

«Не проскочим»! – отвечал Самсонов, улыбаясь, и посмотрел на Бочкарева, который был почему-то серьезен.

– Ну, ну.

Через несколько минут напарник, вытирая руки от смазки, весело бросил: готово!

– Так только вдвоем! – крикнул Амосов, хлопая дверцей кабины.

Гусеницы лязгнули, рев двигателя начал удаляться и, наконец, затих меж сосен.

– С двумя ружьями, думаю, не страшно, – бросил вслед Бочкарев.

– Не скажи, медведь, если захочет, обязательно «скрадет». Мне Серега рассказывал. Человек в лесу беззащитен без собаки. Нюх не тот… Ладно, пойдем, кинем вещи в зимовье, да прощупаем вокруг – может, рябчика какого на вертеле сварганим. А то вечереет. И дровишек подсобрать надо бы.

– Слушай, Амосов-то оборотистый мужик – и вездеход, и должность… сам себе хозяин. Хватка, одно слово! – восхищенно покачал головой Виктор.

– А то! Потомок Ермака! Пошли, что ли.

Они вместе направились к низенькой избушке в десятке метров от переката – ме́ста, где речка мелела, раздаваясь вширь. Собрав на поляне сухие веток для печки и бросив рюкзаки, они с ружьями двинулись вглубь леса. Самсонов уверенно ступал впереди. После пяти минут ходьбы он остановился.

– Что-то не нравится мне здесь – слышь, тишина какая.

– А какая должна быть? – Виктор, понимавший в альпинизме гораздо больше, нежели в охоте, замер у кустов позади.

– Мертвая. Птички не поют, – Самсонов глянул на вершины деревьев. – Ты вслушайся. Полная тишина.

– И что это значит? Без жаркого? Глухаря заварим, чего жадничать?

Они подстрелили птицу еще утром, по дороге сюда.

– А может, рядом кто ходит. Птицы тогда смолкают. Пережидают.

– Ты брось нагнетать-то. И так не по себе.

– Да ничё, просто темнеет, а то можно бы и дальше пройти. Вон ольхи да березы сколько – самый корм рябчику.

– Ешь ананасы, рябчиков жуй – день твой последний приходит, буржуй, – пытаясь бодриться, ответил Бочкарев. – Пусть жирует птаха.

– Хай живе, так и быть, давай обратно. Чай еще закипятить надо.

Самсонов снова двинулся первым. По мере приближения к реке настроение поднималось. Они весело обсуждали впечатления уходящего дня.

– Послушай, а напарник-то ловок на руки – сколько глухарей набил! Мы только за ружья, а он уже рычаги бросит и бах!.. бах!

– Да, и копылух18 полкузова. А у них мясо не-е-ежное, тает! «Рукастый» дядька. Редкий экземпляр.

– А гусеницу как чинил? Да… с таким в тайге не пропадешь!

– Гусеница что. Вот фрикцион полетит! Амосов его шофером лет десять держит. Вместе и охотятся. И глаз – алмаз. Рассказывал, как-то по снегу уже на лыжах идут, видят – в километре по склону мужик на их участке промышляет. Гребет себе хоть бы хны. А за это в тайге можно поплатиться. Я слышал, лет пять назад пара молодцев то ли выходили откуда, то ли зачем еще – зимовья грабили да жгли. Так одного нашли к дереву привязанным. Чуть не помер от голода. А второго ищут до сих пор.