Тетя Ася, дядя Вахо и одна свадьба - стр. 4

Они, например, при такой тесной связи не ходили друг к другу в гости, что для их города – событие из ряда вон выходящее. Нинина мама, Тамара, терпеть не могла Мэри, мать Натэлы. Точнее, они старательно делали вид, что друг с другом плохо знакомы. Это девочки поняли быстро и никогда не говорили про дом. Если и общались, то только по поводу уроков. Хотя они вообще мало разговаривали – им это было и не нужно. Каждая умела читать настроение соседки по знакам, невидимым остальным. Если Натэла начинала выкладывать аккуратной лесенкой ручки и карандаши, добиваясь идеальной симметрии, значит, вчера мама опять на нее кричала, а то и отлупила. Если Нина пришла без учебника, значит, опять не спала всю ночь – рисовала в альбоме. И Натэла молча клала учебник на середину парты. Нину все любили, потому что любили ее маму – Тамару, а Натэлу – жалели из-за Мэри и Тариэла.

Натэла никогда не рассказывала Нине про родителей. Тома тоже не отвечала на вопросы дочери, когда та спрашивала про дядю Тариэла или тетю Мэри. Но из обрывков разговоров и сплетен соседок Нина смогла составить историю. Они с Натэлой учились уже в старших классах, и Нина по-другому посмотрела на свою подругу. Как будто вдруг увидела в ней свою одногодку, живого человека, с чувствами, мыслями, планами и желаниями.

Мэри, армянку по происхождению, Тариэл нашел в Ленинакане и заставил выйти за него замуж. Поговаривали, что силой. Тариэл в то время только-только поступил на работу в КГБ, но рассказывал о себе чуть ли не легенды. Ему повсюду мерещились шпионы. Он даже не мог просто пройти по улице – оглядывался, искал слежку. Что из того, что он рассказывал, было правдой, а что – его больной фантазией, не знал никто. Проверить ведь было невозможно. Тариэл придумывал себе то ранение в голову в ходе спецоперации, то работу «под прикрытием». Это были первые признаки болезни, которая проявилась у него с годами, но кто тогда мог подумать, что это болезнь? В Ленинакане, куда его занесло случайно – нужно было просто передать документы, – он ходил, придерживая отворот пиджака, как будто под ним было оружие. Строил из себя барина, высокопоставленного чиновника, хозяина жизни – ведь там его никто не знал, никто не мог рассказать о нем правду, никто над ним не смеялся, не издевался. Его боялись и уважали. От вдруг нахлынувших эмоций, от ощущения вседозволенности у Тариэла окончательно помутился разум, и он сделал то, о чем даже не мог, не смел подумать: увидел на улице девушку и подошел, пригласил в ресторан. Девушка фыркнула, оглядев его презрительным взглядом, и оскорбила. Сказала, чтобы он сначала на себя в зеркало посмотрел. Тариэл схватился за пояс, как будто там было оружие, но девушка уже ушла, даже не обернулась и не испугалась. От этого ему стало совсем нехорошо. То, что произошло дальше, он помнил с трудом, как будто это был не он, а другой человек. Он, Тариэл, никогда бы даже не посмотрел на такую красавицу. Не для него такая. Тут и старая обида вспомнилась.