Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник) - стр. 63
Во дворцах мужи скоро лишаются бодрости, и я повел своих юношей в горы. Поначалу они шли неохотно: элевсинцы – люди равнин и презирают горы, а их скудную каменистую землю считают пригодной лишь для волков и разбойников. Я спросил тогда, что же они делают, когда соседи приходят красть скот, если не знают свои же порубежные земли. Они относились к набегам спокойно и нередко отпускали безнаказанными мегарийцев, стремившихся возместить собственные потери от истмийских разбойников.
– Значит, – объявил я, – есть только один выход: заставить их бояться нас больше, чем тех. – И повел юношей по скалам; потом мы завалили оленя и зажарили добычу возле горного ручья; все остались довольны дневным развлечением.
Однако на пути домой один из них сказал мне:
– Не рассказывай об этом, Керкион. А то в следующий раз тебя наверняка не пустят.
– О! – отвечал я, приподнимая брови. – И кто же на это осмелится, как ты думаешь?
Послышались шепотки, чей-то голос сказал:
– Ты что, дурак? Он же эллин!
А потом другой голос вежливо напомнил:
– Понимаешь, когда царь умирает до времени, случается беда.
Это было действительно так. В одной минойской песне рассказывалось, как в старинные времена один молодой царь не послушался царицы и отправился на охоту за кабаном; зверь убил его, и с тех пор анемоны покраснели от пролитой крови.[54] В том году погибли оливы, и никто не слыхал, чем все это закончилось.
Тем не менее на следующий день мы снова оказались в горах, и на следующий тоже. Элевсин лежит меж двух эллинских царств: когда юношам надоедает материнская власть, они охотно поглядывают на земли, где правят мужи. Поэтому мы уходили в горы, помалкивали и были довольны собой. Свои охотничьи трофеи, которые нельзя было принести во дворец, я раздавал как призы, но с осторожностью, чтобы их склонность к соперничеству не вызывала ссор. Так шло время; мы привыкли к речи друг друга и разговаривали на некоем греко-минойском наречии, сдобренном собственными шутками и словечками. Кроме нас, никто не понимал его.
Однажды, когда мы карабкались в гору, я услышал, как они перекликаются:
– Мальчишка-то потерялся! Где мальчишка, кто видел его?
Когда я появился перед ними, кто-то сказал:
– Да вот же он!
В Элевсине я примирился со многим, однако не собирался мириться с наглостью. Я шагнул вперед, напоминая себе, что выдал себя за девятнадцатилетнего, а самому старшему из них нет и двадцати одного, и объявил:
– Следующего, кто назовет меня мальчишкой, я убью.
Все замерли с открытыми ртами.
– Ну? – проговорил я. – Мы сейчас на границе. Тот, кто убьет меня, может бежать, или – если угодно – мое тело нетрудно сбросить со скалы и сказать, что я оступился. Я не стану прятаться под юбками богини, но сперва посмотрим, кто сумеет убить меня. Кто считает меня мальчишкой? Выходи и говори прямо.