Terra Rasa - стр. 2

Шурик тихонько заплакал. Я понимала это по неровному дыханию в трубке. Он усиленно сдерживал слезы, и от этого было еще тяжелее.

– Шурик, ты – мужчина, и я полагаюсь на тебя. Понимаешь? Если не на тебя, на кого мне еще положиться? – я решила немного схитрить. В книгах по детской педагогике такие формулировки считались наиболее выигрышными.

– Я не хочу оставаться один.

– Малыш, но многие дети остаются одни. И ничего страшного не происходит.

– Мне не нравится тишина, – дрогнувшим голосом отвечал Шурик.

На самом деле ему было страшно, очень страшно. Он звонил мне на работу и лихорадочно начинал что-то рассказывать. Я не могла его остановить. А когда мне все же приходилось прерывать наш разговор, он звонил моей подруге или ее мужу и просто описывал все, что видел вокруг. В некоторых странах меня бы давно уже отдали под суд. Я оставляю своего маленького ребенка без присмотра, а это преступление. Только как же мне быть? Мои родители жили на другом конце страны, и отношения с ними были натянуты. У друзей свои заботы, на них рассчитывать не приходится.

Меня ведь тоже в детстве часто оставляли одну. Не помню никаких истерик или капризов со своей стороны. Никогда не любила вспоминать свое детство. Что было, то прошло. И хроническая усталость не позволяла думать о чем-то вообще. Однако очень скоро мне пришлось все вспомнить и глубоко задуматься.

Я вернулась домой в половине двенадцатого. Квартира была освещена, как новогодняя елка. И мне уже хотелось грубо упрекнуть сына за расточительность, но мое внимание привлекло нечто более интересное. В коридоре стояли две дырявые канистры с питьевой водой. Судя по всему, Александр Великий проткнул их каким-то острым предметом, и вода растеклась в разные стороны: в комнату и на кухню под плинтус.

– Шурик!

Две мысли вихрем пронеслись в сознании: не поранился ли он и как мне объясняться с соседями снизу.

Маленький негодник вскоре появился в проеме двери, бледный и несчастный.

– Шурик…

– Я не хотел, – с ходу заревел он.

– О Господи!

Накричать, поставить в угол, не давать мороженого целую неделю – что мне делать?

– Это протест, – с ходу сказала Линка.

– Это протест, – согласилась я. – Но против чего?

Линка – единственная душа, которая согласна слушать меня в любое время и по любому поводу. Она панически боится детей и очень любит говорить об их воспитании.

– Ты говорила с ним?

– Нет, он поревел немного и заснул. Со светом. Я не понимаю, чем он проколол канистры. Ножи все висят на месте. Шурик, конечно, мог залезть на табурет, снять нож, а потом повесить его обратно, но, пожалуй, это слишком.