Терпилы - стр. 9
– Не все так гладко, как ты излагаешь, – внезапно нахмурился основатель «пирамиды». И, заметив озадаченный взгляд сообщника, пояснил с кислой миной: – Видишь ли, Петя, мы с тобой погрязли в эйфории, а посему я лишь теперь сообразил: определенный след все-таки остался! Понимаешь, старый пень Коротич давно со мной знаком и вполне способен наболтать лишнего. Конечно, в «органах» да в городской мэрии завязки надежные, но тем не менее…
Теневой бухгалтер мгновенно спал с лица, побледнел, задрожал в ознобе и испуганно забегал поросячьими глазками. Хитроумный финансовый пройдоха господин Голяков являлся по характеру отъявленным трусом. Даже призрачная, эфемерная вероятность понести наказание за содеянное повергала его в состояние животного ужаса. Петру Семеновичу сразу начали мерещиться стальные решетки, угрюмая камера, нары, грубые уголовные личности, зловонная параша у двери. А возле параши – он, родимый! Опущенный урками в первый же день по прибытии. Если же вдруг с тюрьмой пронесет, им непременно займутся разъяренные акционеры «Эльбруса». В лучшем случае измордуют до полусмерти, а в худшем, в худшем…
Теневой бухгалтер жалобно шмыгнул носом, пустил мутноватую слезу, сильно заикаясь, возопил:
– М-м-миша! М-м-миш-шень-ка-а! К-к-как же б-б-быть? Я н-н-начи-наю с-с-сходить с ума-а-а!!!
– Ликвидируем Коротича, и баста! – немного поразмыслив, сказал Костюков. – Есть у меня пара надежных людишек. Все будет обставлено как несчастный случай… или самоубийство.
– А З-з-зинка?! З-з-зинка Ив-в-ваш-шкина?! – не успокаивался теневой бухгалтер. – Он-на т-т-тоже с-с-след!
– Почему? – искренне изумился основатель «пирамиды». – Эта дура набитая ни черта не знает. И не соображает – ни в жизни вообще, ни в бухгалтерии в частности. У нее не голова, а кочан капусты. Ивашкина просто подмахивала приносимые ей бумаги. Не более того!
– Д-да, н-но б-бумаги, б-бумаги-то приносил ей я!!! – продолжал скулить обуянный страхом Голяков. – К-к-конечно, д-д-действовал я под ч-ч-чуж-жим именем, п-п-парик над-де-вал п-п-предосторож-ж-жности р-р-ради, г-г-гримир-р-р-ровался, однако, М-миш-ша, п-п-подстрахов-в-ваться н-не п-п-помешает!!!
– Хорошо, подстрахуемся, – смерив подельника ироническим взглядом, снисходительно улыбнулся Костюков. – Не бзди, Петя! Разберемся с твоей Ивашкиной!!!
Генеральный директор злополучного «Эльбруса» семидесятитрехлетний Владислав Павлович Коротич, пригорюнившись, сидел у открытого кухонного окна в своей просторной одинокой квартире (супруга Владислава Павловича умерла от рака два года назад, а взрослая дочь Ирина проживала с мужем-военным на противоположном конце страны). С наступлением темноты дневная духота сменилась приятной прохладой. Дул легкий освежающий ветерок. В ветвях росшего рядом с домом раскидистого тополя заливался серебристыми трелями невесть откуда взявшийся в центре огромного города шальной соловей. Спать Коротичу совершенно не хотелось. Невзирая на отсутствие жары, на лбу гендиректора блестели бисеринки пота, а сердце грызла смертная тоска. «Неужели сын моего лучшего друга меня обманул?! – с горечью думал он. – И вдобавок, подло подставил?! Я же его, маленького, на коленях качал, всегда относился как к родному, любил больше, чем собственную дочь!!! Когда деньги из касс неожиданно исчезли, Миша поначалу уверял, будто это временное явление, связанное с объективными трудностями, потом перестал отзываться на телефонные звонки (попросту трубку бросал) и, наконец, вовсе отключил телефон!.. Да, похоже, обманул, негодяй!!! А ведь клялся памятью отца, что дело честное, средства акционеров вкладываются в разработку алмазных месторождений! Покойный Петр небось со стыда в гробу перевернулся! А я – ветеран партии, Герой социалистического труда – очутился по уши в дерьме! Народ считает меня бессовестным грабителем. На улицу выйти стыдно… и опасно! Могут запросто пришибить! Нет, так дальше не пойдет! Надо обратиться в прокуратуру, рассказать все как на духу. Пускай Мишка-поганец срок мотает, баланду жрет».