Тёрн - стр. 4
Рождённая в чаще, сидха двигалась бесшумно, изредка плавная текучесть нарушалась резким и отрывистым поворотом, взглядом жёлтых совиных глаз.
Десяток шагов – и за спиной странницы сомкнулась непроглядная завеса. Нигде ни малейшего признака тропинки, но сидха шагала уверенно, словно давно знакомой дорогой, направляясь к глубокой, густо заросшей ельником седловине между исполинскими горными пиками, взметнувшимися прямо к облакам.
Она слышала и чувствовала лес, как никогда не смог бы ощутить и самый лучший из людей‑трапперов – замечала лёгкий след горного прыгуна, гнездо краснозобика в развилке ветвей, дупло ушастика. Звери и птицы не боялись её – впрочем, и не спешили навстречу, потому что гостья оставалась хозяйкой и повелительницей, а не одной из них. Впрочем, истинные сидхи никогда не охотились ни ради еды, ни ради развлечения.
Сидха шла, не останавливаясь и не задерживаясь, на ходу утоляя жажду из чистых и быстрых горных ручьёв, где между камнями скользили рыбы‑пучеглазки. Им положено жить на больших глубинах, а вовсе не в горных речках; лишнее свидетельство вырвавшейся на свободу из неумелых человеческих рук магии. И если бы только рыбы… «Отходами магических практик», новосозданными племенами всяких там таэнгов и клоссов теперь кишмя кишат некогда заповедные земли Гиалмарских равнин.
И это ещё хорошо. Куда хуже – кошмарная Гниль, поразившая богатые, давно обжитые области.
Гниль – это когда у здоровых женщин вдруг ни с того ни с сего рождались жуткого вида младенцы, покрытые коростой, зловонные, больше напоминавшие червей, нежели людей, со «сгнившим», как говорилось в народе, нутром – пустым и чёрным. Мало кто из этих созданий доживал до вечера, а если рядом случалось оказаться медикусу или просто чародею со знаком Высокого Аркана и ему удавалось произвести вскрытие – невыносимый запах валил с ног всех на двадцать шагов в любую сторону.
Во многих местах несчастных матерей повадились просто и бессудно сжигать, как ведьм. Очень часто их судьбу разделяли и отцы.
Раньше, два‑три десятка кругов Света назад, подобное ещё оставалось редкостью. Потом жуткие создания стали появляться всё чаще и чаще, и теперь они уже не просто тихо умирали к концу первого дня. Иные жили по неделе, пытаясь уползти, словно червяки. Иные уже прямо и рождались с острыми игольчатыми зубами в два ряда. Конечно, так обстояло далеко не везде. И громадное большинство младенцев в людских пределах покидали материнскую утробу такими, какими им и положено быть. Но зараза ужаса распространялась.
Дальше – больше. В девственных лесах и на вспаханных полях то тут, то там стала вспучиваться земля, набухая, словно болото пузырём. Собственно, новый страх так и прозвали – пузыри земли. Они вздувались и лопались, на свободу вырывались целые орды отвратительных бледных многоножек с руку длиной и такой же толщины, снабжённых огромными челюстями. Многоножки пожирали всё: колосья на поле и скотину в лугах, посеревшие колья изгородей и свежеподнятые плетни. Счастье ещё, что отвратные твари жили только с заката до заката.