Теория журналистики в России - стр. 35

Первыми проблему теоретических оснований, необходимых для размышлений об истории журналистики, поставили сами русские журналисты еще на заре формирования профессии. В работах В. Г. Белинского «Николай Алексеевич Полевой», «Нечто о ниочем» и др. уже анализируются эти вопросы, хотя пока что в их теоретико-практической нерасчлененности – анализ современных ему журналов и рассуждения об их месте в обществе у Белинского перемежаются рассказом об этапах развития и становления журналистики. Крупный исследователь творчества Белинского В. Г. Березина отмечала, что Белинский всегда соотносил свои взгляды по теории журналистики и критики «с настоящим и прошлым русской журналистики», изучал «опыт своих предшественников»[89]. Его размышления были отчасти развиты и дополнены Н. Г. Чернышевским в «Очерках гоголевского периода русской литературы». Особое место в дореволюционной историографии истории журналистики занимало изучение вопроса о взаимоотношениях прессы и государства, что естественно, учитывая тот факт, что регулирующая функция цензуры в значительной мере определяла лицо русской журналистики. Исследования А. М. Скабичевского[90], М. К. Лемке[91] и др. стремились дать по возможности полную и всестороннюю картину становления цензуры. Однако все эти работы, безусловно, следует отнести к протонаучным формам рефлексии, так как история журналистики к тому моменту еще не осознала себя наукой.

Формирование в нашей стране истории журналистики именно как научного направления проходило в советский период, так что для исследователей, стоявших у ее истоков, проблема поиска теоретических оснований не стояла остро. Неизбежная апелляция к диалектическому материализму, марксистской концепции истории и вытекающей из нее периодизации исторического процесса определялась отсутствием альтернативы. Однако важно отметить, что такая идеологическая заданность не сразу возобладала в истории журналистики, в первое время, когда теоретико-методологические подходы только формировались, появлялись зачатки историко-культурного подхода. Свидетельством этого может являться, в частности, увидевшая свет в 1930 г. книга В. Е. Евгеньева-Максимова и Д. Е. Максимова «Из прошлого русской журналистики». Во введении к этой публикации Д. Е. Максимов считал нужным пояснить читателю свое стремление изучать издание «Новый путь», этот «общественно-реакционный орган, руководимый теперешними эмигрантами Мережковскими»[92]. Его мотивировка ярко демонстрирует, что в момент выработки теоретических оснований для нового научного направления существовала полемика между специалистами. Как бы полемизируя с предполагаемым оппонентом, Максимов восклицает: «Но ведь марксистски-объективная история, а в частности история литературы, не может игнорировать факты явно отрицательного характера, если они имели в прошлом какое-либо, хотя бы и общественно-регрессивное значение… Для научного, строго марксистского определения социальных эквивалентов такого дифференцированного явления как символизм мало одного, в сущности, голословного констатирования классовых тенденций данного течения. Решающему суждению в этой области должно быть предпослано кропотливое исследование…»