Теория «жизненного пространства» - стр. 28
Все это указывает, с учетом рассмотрения, по меньшей мере, всей предыстории вопроса, какой широкий процесс происходит в людях и народах в результате борьбы за расширение обжитого пространства Земли вокруг полюса, моря, степи, высокогорья, за раздвижение границ человечества, которая ведется одновременно с продвижением державного мышления в считавшиеся незаселенными области. Этот процесс характерен для расширения России в североазиатском и северотихоокеанском направлениях, придавая ему героический облик, хотя и привел к провалам в океанской политике вследствие продаж Аляски, возвращения к политике охвата северной части Тихого океана, к столкновению с Японией, которым снова противостоят континентальные приобретения (Монголия!).
«Очень много говорят о хороших и плохих, о естественных границах, почти не утруждая себя размышлениями». Таков мрачный вывод одного из самых видных политиков и антропогеографов, сделанный в этой сотрясаемой стонами атмосфере. При этом о «хороших» границах можно говорить, пожалуй, лишь там, где таковые многих областей жизни худо-бедно расположены под прикрытием благодаря морю или – теоретически – всех, которые благодаря неосвоенной области (анэйкумене) совпадают пространственно с незаселенностью, непригодностью для жилья. Там, стало быть, возникают прочные, защищенные границы, которые сохраняются тысячелетиями или, по крайней мере, вновь возрождаясь, всегда доказывают свою разделительную способность.
С реальной, эффективной, имеющей практическое значение границей мы были знакомы до сих пор как компромиссом между резкими отклонениями во взглядах. Имеют ли при этом место все же такие аномалии, как даже при отношении Ратцеля (который все-таки является поборником здравого человеческого разума, порожденного жизнью, против формалистов) к границе по градусам, которую он обозначает как «природную»? Значит, продуманная линия должна быть естественной границей, хотя она, например между Канадой и Соединенными Штатами, на расстоянии более 2 тыс. км проведена наобум, напрямик, и на выход к Тихому океану, где она сливается с образовавшимися (генетическими) поистине природными границами, ведя к абсолютно абсурдным геополитическим отношениям на границе, изображенным мною на собственной схеме в книге «Геополитика Тихого океана».
Нужно, однако, хоть раз самому – где возможно, с хорошей лупой в одной руке и цейссовским биноклем в другой – осмотреть снеговую линию, границу леса или иной растительности, «подножие» горы, «главный гребень», «водораздел» в тропиках, попытаться установить пограничное предполье болота, даже линию берега моря (уже ботанический сад обнаруживает замысловатость поддержания зоны отмелей!), не говоря уже об истинной прибрежной линии в мангровом болоте, чтобы убедиться, что жизнь не терпит так называемых аккуратных разделов, что природа не расположена к прямым, проведенным на картах линиям, часто насмехается над ними. Даже линия улицы, линия строений, т. е. нечто искусственное, на совершенно прямой улице изобилует правовым коварством и сервитутами – от развесистого дерева, отношения к организму улицы и его многочисленным правам до свободно бегающей собаки. Насколько резка бездна в общем плане между практикой и теорией!