Теория квантовых состояний - стр. 103

– Простите, Борис Петрович, – прервал меня знакомый голос. – Не хочется пресекать ваши чуткие оправдательные умозаключения по моему поводу, поэтому сразу оговорюсь, дабы избежать в дальнейшем недоразумений. Я есть именно и абсолютно тот самый знакомец Никанор Никанорыча, которого не разглядели вы в в замечательный октябрьский вечер на трамвайной остановке.

Азар стоял в дверном проеме читального зала тощий, возвышающийся надо мной чуть не на голову, с тонкой ухмылкой, просвечивающей сквозь речь и острым, неприятным взглядом. Он явился мне совсем в другом свете, отличном от того эксцентричного философа, которым он рекомендовался вначале.

– Ни в коем разе не сердитесь. Я не могу похвастать тем, что говорил вам исключительную правду, однако же и упрекнуть меня в откровенном введении вас в заблуждение нельзя. Говоря дипломатическим языком, кое о чем я умолчал.

Он лишь «умолчал». Этим же качеством примечателен был Никанор Никанорыч – говорить так, чтобы умолчать ровно суть. Я безмолвствовал, рассматривая Азара, пытаясь хотя бы отдаленно предположить, что могло связывать меня с этими двумя – им и с Никанор Никанорычем, такими разными, но одновременно и необъяснимо схожими.

Азар тем временем, выждав паузу, можущуюся расцениваться как извинительную, если только вы не знаете Азара, как-то обыденно и просто сказал:

– Давайте уже покинем сей ничтожный чертог знанья, и обсудим наконец вопрос, которым вы по настоящему интересуетесь и который собственно привел вас сюда.

Я почти не удивился, что Азару известна цель моего визита в библиотеку, как и настоящий предмет поиска. Это показалось мне даже забавным, что есть вот замечательные товарищи – Никанор Никанорыч и Азар. Ходят они по очереди ко мне, доносят мысли, разъясняют намеки и совпадения. По очереди ходят, не скопом. Порядок то есть некоторый наблюдается в этом хаосе потертых портфелей, Библий с фольговыми закладками и снов о вавилонской истории.

– Вечер сегодня намечается решительно хорошим, – говорил тем временем Азар. – Время позднее, а на улице уют и покой. Мороз, как говаривал Аспушкин, и солнце. Очевидно упустил любимейший ваш поэт куда более замечательную картину – мороз и полная луна.

Я по-прежнему стоял переминаясь у выхода из читального зала, замечая краем глаза, что загораживаем мы с Азаром выход из читального зала из-за моей нерешительности. Я двинулся вперед и Азар услужливо посторонился, пропуская меня. Я обратил внимание, что книжица по-прежнему торчала из бокового кармана его пиджака.

– Куда мы идем? – осведомился я.