Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия

«Отвергая все известные ему философские науки, Фурье возмущался также их пассивным характером, тем что они ограничиваются лишь наблюдением явлений, и попытками их объяснения. Между тем, с его точки зрения, необходимо из изучения природы (в том числе природы человека и общества) делать действенные выводы, направленные на коренные изменения, с целью осуществить порядок, соответствующий открытым наукой природным закономерностям». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 964. С. 70).

Имеются в виду отношения государства и церкви. – Примеч. ред.

«Страсть (характер, вкус, мания) есть несводимое единство фурьеристской комбинаторики, абсолютная графема утопического текста. Страсть естественна (в ней нечего исправлять, разве что производить некую контрприроду, то, что происходит в Цивилизации). Страсть беспримесна (ее сущность чиста, сильна, резко очерчена: одна лишь цивилизованная философия рекомендует страсти дряблые, апатичные, контроль и компромисс). Страсть счастлива („Счастье… состоит в том, чтобы иметь много страстей и много средств для их удовлетворения“).

Страсть не есть возвышенная форма чувства, мания не есть причудливая форма страсти. Мания (и даже прихоть) есть сама сущность страсти, единство, исходя из которого, обусловливается Притяжение (притягательное и притягивающее). Страсть не поддается ни деформации, ни трансформации, ни редукции, ни измерению, ни замене: это не сила, это число; мы не можем ни разложить, ни амальгамировать эту счастливую, искреннюю и естественную монаду, но можем лишь подвергнуть ее сочетанию, пока она не воссоединится с целостной душой, трансиндивидуальным телом, имеющим 1620 свойств». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 132).

С. 374 данного издания

Имеется в виду фаланстер, в самой первой работе Фурье это определение не употребляется, но уже во втором томе появляется и план фаланстера. – Примеч. ред.

«В Гармонии богатство не только сохраняется, но еще и увеличивается, оно вступает в игру счастливых метафор, наделяя фурьеристские демонстрации то церемониальным блеском драгоценных камней („капля алмаза в лучезарном треугольнике“, орден за святость в любви, т. е. за всеобщую проституцию), то скромностью, исчисляемой в су „20 су Расину за его трагедию „Федра“; правда, эта сумма приумножена всеми кантонами, решившими почтить драматурга); сами операции, связанные с деньгами, также являются мотивами для приятной игры: эта игра в войне любви состоит в искуплении (выкупе) пленных. Деньги причастны сиянию удовольствия („Органы чувств не могут по настоящему вознестись в небо без посредства денег“): деньги желанны, как это было в прекрасную эпоху цивилизованной коррупции, а пройдя эту эпоху, они увековечиваются на правах роскошного и „неподкупного“ фантазма». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 113).

«Фурье стремится расшифровать мир, чтобы переделать его (ведь как переделать, не расшифровав?).

Фурьеристская расшифровка исходит из самой трудной ситуации, заключающейся не столько в невыявленности знаков, сколько в их непрерывности. Есть высказывание Вольтера, которое Фурье непрерывно повторяет на собственный счет: „Но какая же густая ночь еще скрывает (вуалирует) природу“?; а ведь в вуали, в конечном счете, важна не столько идея маски, сколько идея скатерти. Еще раз: древнейшая задача логотета, основателя языка, состоит в том, чтобы без конца кроить язык: первая операция – «кусать» скатерть, чтобы впоследствии можно было ее стягивать (или тянуть на место).

Следовательно, в известной мере надо отличать расшифровку от раскроя. Расшифровка отсылает к полной глубине, к следам тайны. Раскрой отсылает к пространству отношений, к некоей дистрибуции. У Фурье расшифровка постулируется, но на, в общей сложности, второстепенных правах: она касается лжи и притворства цивилизованных классов: так обстоят дела с „тайными принципами“ буржуазии, „которая начинает с того, что сто раз выпаливает ложь в своей лавке ради принципов свободной торговли. Поэтому буржуа послушает святую мессу, а возвратившись, трижды четыреста раз расскажет ложь, обманет и обокрадет тридцать покупателей ради тайного принципа торговцев: мы работаем не ради славы, нам нужны деньги“. Совершенно иное явление, обладающее совершенно иной важностью – раскрой – или, иначе, систематизация (приведение в систему); такое прочтение, являющееся существенным для фурьеристской работы, касается всей Природы (обществ, чувств, форм, природных царств) в том, что она представляет собой целостное пространство Гармонии – ведь человек у Фурье абсолютно инкорпорирован в мироздание, включая небесные светила; теперь это не изобличающее и умаляющее прочтение (ограниченное моральной ложью буржуазии), но прочтение возвышающее, интегрирующее, восстанавливающее, простирающееся до изобилия форм мироздания». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 126).

Редакция не преуспела в попытках написать внятный комментарий о том, на какого именно Варфоломея намекал Фурье. Может быть имеется в виду Св. Апостол Варфоломей? Но в его житии, вплоть до момента его мученической смерти (а его распяли вниз головой, а потом (он продолжал проповедь) сняли с креста, сняли кожу и обезглавили) отсутствуют упоминания о высказываемой им вражде в адрес библиотек. Всех остальных Варфоломеев, которых удалось обнаружить, встроить в данный контекст не получилось. Вопрос этот остается пока непроясненным, и это интересная задача для будущих поколений российских фурьеведов. – Примеч. ред.

«Мысли Фурье о провиденциальном порядке и всемирной гармонии восходят, если не к „Государству Господню“, Св. Августина, то к идеям Сведенборга, Дюпон де Немура, Бернарден де Сен-Пьера и других мистиков XVIII века. Его учение о всемирной аналогии напоминает высказывания тех же писателей, равно как и идеи Сен-Мартена… а отчасти и Шеллинга ставшего тогда известным во Франции. Космогоническая концепция Фурье вызывает в памяти некоторые черты космогонии тех же Сведенборга, Дюпона и Ретифа де ла Бретонна; идеи Сведенборга о небесных сообществах, образующих гармонические серии по степеням разумности и любви, о притяжении как движущих силах на небе и в аду, и о равновесии, основанном на сочетании противоположностей; мысли Дюпона о возможной одушевленности небесных тел; представления Ретифа де ла Бретонна о планетах, обладающих возможностью размножаться, подверженных заболеваниям, и кончающих смертью. Можно сказать о близости космогонических идей Фурье к идеям теософов.

Однако нет достаточных оснований для положительных утверждений о тех или иных прямых заимствований Фурье из сочинений мистиков. Если нет убедительных доказательств прямого их влияния, то есть основания предполагать влияние косвенное. Ведь город Лион, где Фурье проживал в период становления своего мировоззрения, был в то время одним из основных центров мистицизма: здесь было множество франкмасонских лож, оккультных обществ, различных сект, здесь проходил в 1778 году большой масонский конвент, здесь увлекались месмеризмом, здесь действовали Мартинес, Сен-Мартен, Виллероз, и талантливый авантюрист Джузеппе Бальзамо, ставший знаменитым под именем графа Калиостро, здесь вышло несколько изданий о гипнотизме, магнетизме, каталепсии и сомнабулизме. Всевозможные мистические идеи составляли предмет оживленных дискуссий в среде лионской интеллигенции тех лет, и Фурье, хоть и не читал произведений мистиков, и не был членом ни масонской ложи, ни какой – либо подобной организации, конечно знал из газет, журналов и из живого общения с людьми кое что о мистических концепциях… „Кто создал Фурье? Ни Ланж, ни Бабеф: Лион – вот единственный предшественник Фурье“. Эта фраза Мишле – лучший ответ на этот вопрос». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 28).

«Пресса встретила „Теорию четырех движений“ (вышедшую анонимно в 1808 г. в Лионе, причем место издания было написано как Лейпциг, а автор был обозначен как Шарль) полным молчанием, в одной только „Gazette de France“ появилась о ней маленькая заметка. Распространения книга не получила, и почти весь ее тираж остался на складе у книготорговца». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 28).

«Классические утопии о лучшей и безопасной жизни являют себя – как замечает Фурье – как „греза о благе – без средств к осуществлению оного, без метода“. Несмотря на соотнесенность с критикой своего времени, они пока еще не сообщаются с историей. Положение меняется, лишь когда руссоист Мерсье своим романом о будущем, романом о Париже в 2440 году, проецирует эти острова блаженства из пространственно отдаленных областей в отдаленное будущее – и тем самым воспроизводит эсхатологические чаяния восстановления рая будущего на внутримировой оси исторического прогресса. Однако же, поскольку утопия и история соприкасаются таким образом, меняется классическое обличье утопии, а роман о государстве начинает отрицать собственные романные черты. Кто восприимчивее других к утопическим энергиям духа времени, тот отныне будет наиболее энергично стремиться к слиянию утопического мышления с историческим. Роберт Оуэн и Сен-Симон, Фурье и Прудон резко отвергают утопизм; но Маркс и Энгельс опять-таки критикуют их как „утопических социалистов“. Только Эрнст Блох и Карл Мангейм в нашем столетии очистили термин „утопия“ от оттенка утопизма и реабилитировали его как надежное средство для поиска альтернативных жизненных возможностей, которые следует применять в самом историческом процессе. Утопическая перспектива вписывается в само политически действенное историческое сознание». (Хабермас Ю. Политические работы. М.: Праксис, 2005. С. 89).

Фурье называет Уран Гершелем, по имени астронома, открывшего его в 1871 г. – Примеч. ред.

«Как показывают исследования Ю. Буржена, Фурье по видимому не читал в подлинниках многочисленных писателей, им упоминаемых, даже тех, на которых часто ссылался, которых нередко цитировал, о которых высказывал суждения. Благодаря острому уму он умел из случайного и отрывочного чтения книг, журналов, газет, а также из устного общения впитывать самое существенное, составляя свое впечатление о философах, экономистах, политиках, моралистах, педагогах своего времени». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 28).

«Фурье добровольно отказывается быть писателем, т.e. уполномоченным распорядителем „благописания“, литературы, тем, кто одобряет декоративный союз и, стало быть, основополагающее разделение между фоном и формой; утверждая, что он – изобретатель („Я не писатель, а изобретатель“), он доходит до границы смысла, который мы сегодня называем Текстом. Может быть, вслед за Фурье, нам необходимо отныне называться изобретателями (а не писателями и не философами), теми, кто выявляет новые формулы, и тем самым, фрагментами, беспредельно и подробно, инвестирует пространство означающего». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 116–117).

Фурье внес впоследствии следующие исправления в это подразделение: Стержневое движение – Социальное, или движение страстей. Главные движения (Cardinaux): Аромальное, Инстинктивное, Органическое, Материальное. Аромальное движение – движение аромов, или система распределения ведомых и неведомых человеку аромов, дающих направление действиям человека и животных, образующих зачатки ветров и эпидемий. – Примеч. ред.

Все четыре движения подвержены двоякого рода зависимости:

Первая. Законы всех четырех движений координированы с математическими законами: без этой зависимости в природе не было бы гармонии, и Бог был бы несправедлив. На самом деле: природа состоит из трех принципов извечных и незыблемых:

1) Бог, или дух, принцип активный и движущий;

2) материя, принцип пассивный и движимый;

3) справедливость, или математический закон, принцип регулирующий движение.

Для установления гармонии между этими тремя принципами необходимо, чтобы Бог, приводя в движение и модифицируя материю, действовал в согласии с математическими законами; без этого и в наших глазах и в своих собственных его действия были бы произвольны ввиду их несогласованности со справедливостью независимой от него. Но если Бог подчиняется математическим правилам, изменить которые он не может, в этом согласии с ними он обретает свою славу и свою выгоду: Славу, поскольку он может доказать людям, что управляет миром по справедливости, а не по произволу; что приводит в движение материю согласно законам, не подверженным изменению, свою выгоду, поскольку согласование с математическими законами дает ему возможность получить во всем движении максимум результатов при затрате минимума энергии. Мы уже знаем, что оба вида движения, и материальное и органическое, согласованы с геометрией, что все тела как одушевленные, так и неодушевленные, построены, движимы и модифицируются согласно ее законам. Итак, две ветви движения из четырех соответствуют справедливости естественной и независимой от Бога. Остается убедиться в том, что два других вида движения, животное и социальное, представляющие игру страстей, следуют тому же правилу и что страсти, каковы бы они ни были, даже самые отвратительные, и у человека и у животного приводят к следствиям на основании геометрических принципов, соблюдаемых Богом. Так, например: свойства дружбы – слепок со свойств окружности; свойства любви – слепок со свойств эллипса; свойства отцовства – слепок со свойств параболы; свойства честолюбия – слепок со свойств гиперболы;

А коллективные свойства этих четырех страстей – слепок со свойств циклоида.

Таким образом, каждая геометрическая теорема послужила типом для какой-нибудь страсти людей или животных, и эта страсть неизменно сохраняет связь с теоремой, сообразно которой она создана. В примечании А мы уже видели, что страстные групповые серии имеют прототипом законы и свойства геометрических рядов.

Вторая зависимость. Движение социальное типично для трех остальных; движения животное, органическое и материальное координированы по социальному, первому по рангу (le premier en ordre); иными словами, свойства животного, растения, минерала и даже круговорота небесных тел воспроизводят какие-либо проявления человеческих страстей в общественном строе, и все в совокупности – от атома до небесного светила воспроизводят картину свойств страстей человеческих, например:

Звездные группы млечного пути воспроизводят свойства честолюбия;

Группы планет вокруг солнца воспроизводят свойства любви.

Группы спутников планет воспроизводят свойства отцовства. Группы солнц, или звезд неподвижных, воспроизводят свойства дружбы.

Наши страсти, столь уничиженные философами, играют после Бога первую роль в мировом движении, после него это есть нечто самое благородное, так как ему было угодно, чтобы весь мир был построен по образцу следствий, порождаемых страстями в социальном движении.

Отсюда явствует, что если какая-либо планета познает законы социального движения, она открывает одновременно и законы других движений, потому что они во все моменты являются иероглифами первого. И если бы мы еще не знали законов материального движения, познанных современными геометрами, в наши дни эти законы были бы открыты по аналогии, с законами социального движения, в которые я проник и которые служат ключом к пониманию всей системы трех других движений.

Досадно для рода человеческого, что ученые начали свое исследование с того, чем они должны были кончить, – с законов материального движения, которые труднее всего поддаются определению (les plus difficliles a determiner) и отнюдь не помогают познанию законов трех других категорий. Это примечание не удовлетворит читателя; оно служит лишь канвой. Распространяться подробнее здесь не место. – Шарль Фурье.

«Система природы» (лат. Systema naturae sive regna tria naturae systematice proposita per classes, ordines, genera, & species „Система природы, или три царства природы, систематически расположенные по классам, отрядам, родам и видам“) – одно из наиболее известных произведений шведского врача и натуралиста Карла Линнея (1707–1778). Эта книга является основополагающим сочинением в традиции научной биологической систематики. – Примеч. ред.

В 1807 г. я знал лишь в несовершенстве теорию сотворения мира. Два акта творения будут иметь место в начале гармонии и чрезвычайно обогатят все царство. – Шарль Фурье

Двадцати шести. – Шарль Фурье

«В произведениях Фурье Бог представляется антропоморфным, наделенным человеческими страстями, подобно богам античного мира, причем эта антропоморфность распространяется на всю природу. Но в то же время у него встречается идея триединого Бога, напоминающего христианскую Троицу, но только внешне: триединство Фурье ничего общего с церковным не имеет. Бог Фурье – это выражение идеи единства мироздания, высшее выражение единства в нем причинности и целесообразности… Бог, или дух, в „теологии“ (а вернее натурфилософии) Фурье – это одно из трех извечных, неразрушимых и неотменимых начал природы, начало активное и движущее, вторым ее несотворенным началом, пассивным и движимым, является материя, ибо Бог Фурье не творит ex nihilo, третье начало – справедливость, или математика, начало нейтральное, регулятор движения, выражаещее закономерное отношение между первыми двумя началами». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 70).

Светило может совокупляться: 1) с самим собой – полюс северный и полюс южный, подобно растениям; 2) с другим небесным телом путем истечений флюидов с противоположных полюсов; 3) с чем-то промежуточным: тубероза есть продукт слияния трех атомов: южного арома – Земли, северного – Урана и южного – Солнца. – Шарль Фурье

Квáгга (лат. Equus quagga quagga) – истребленное непарнокопытное животное, ранее считавшееся отдельным видом зебр; по данным современных исследований – подвид бурчелловой зебры Equus quagga quagga. Квагги жили в Южной Африке. Спереди они имели полосатую расцветку, как у зебры, сзади – гнедой окрас лошади, длина тела 180 см. Буры добывали квагг ради их прочных шкур.

Квагга едва ли не единственное из вымерших животных, представители которого были приручены человеком и использовались для охраны стад: квагги намного раньше домашних овец, коров, кур замечали приближение хищников и предупреждали владельцев громким криком „куаха“, от которого и получили свое название. Последняя дикая квагга была убита в 1878 году. Последняя квагга в мире умерла в зоопарке Амстердама в 1883 году. – Примеч. ред.

По оценкам фонда ООН в области народонаселения, население планеты превысило следующую численность: 1 миллиард – 1820 год, 2 миллиарда – 1927 год. – Примеч. ред.

65-я параллель северной широты – воображаемая линия, проходящая по поверхности северного полушария Земли. Расстояние до экватора – 7208 км., до Северного полюса – 2789 км. Световой день во время летнего солнцестояния на этой параллели составляет ок. 21 часа и 30 минут, во время зимнего – ок. 3 часов и 30 минут. Начиная от Гринвичского меридиана на восток 65-я параллель северной широты проходит через Скандинавию, Россию, США, Канаду. – Примеч. ред.

Теперь я уже убедился, что Северный Венец народится через 4 года после основания гармонии; Южная Корона народится позднее, примерно, 432 года спустя после основания гармонии. В 1808 г. я не упомянул ни единым словом о нарождении этой южной короны, в появлении которой я не был уверен. Космогоническая теория была еще очень мало развита, и я предпочел обойти этот вопрос молчанием, чтобы не говорить того, что еще гадательно. – Шарль Фурье

«Фурье уверен, что, познакомившись с описанием Северного венца, читатели не преминут обвинить его в шарлатанстве, а мудрецы сдержанно назовут мечтателем.

Что ж, он не ошибся. Его действительно называли и мечтателем и шарлатаном не только при жизни, но и столетие спустя. Причем из всего написанного им самые яростные и самые ядовитые нападки всегда вызывала именно глава „Северный венец“ […] Эти фантазии, конечно, вызывали возмущение современников, но известный французский кооператор и биограф Фурье Шарль Жид скажет, что „тот, кто при чтении произведений Фурье в досаде на эксцентричности… бросит книгу в корзину, как негодный хлам, окажется более безумным, чем сам Фурье. Он окажется столь же смешон, как и тот вор, про которого любопытную историю рассказывает древний автор. Пробравшись в дом к афинянину, чтобы похитить его драгоценности и дорогие статуи, вор был весьма огорчен, найдя только одну грубо отделанную фигуру из обожженной глины, которой он не придал никакого значения и презрительно отбросил в сторону. Глупец, он не знал, что древние обыкновенно скрывали изображения своих богов из золота, серебра или слоновой кости под аляповатой глиняной оболочкой, представлявшей какого-нибудь фавна или лесного бога. Если бы он догадался разбить безобразную форму, то нашел бы изображение божества ослепительной красоты. То же самое ждет того, кто при чтении произведений Фурье очистит их от грубой накипи: он придет в восторг при виде драгоценных блестящих истин, которые за ней скрываются“.

Биографы и последователи Фурье, цитируя его предвосхищения, неоднократно указывали, что многие его положения сбылись, что в его нелепостях время обнаружило достаточную долю научности. Ведь тот же Чарлз Дарвин, говоря об эволюции развития всего живого на Земле, свидетельствует о долгом пути изменения и животных и человека. Почему же не согласиться с Фурье, что эти изменения произойдут через 12 тысяч лет, или 120 поколений?» (Василькова Ю. Фурье. М.: Молодая гвардия, 1978. С. 91–93).

Помимо естественной причины, вызывающей зимы, т. е. наклона земной оси, имеется еще три причины случайного характера, совокупное действие которых делает зиму в четыре раза более суровой, чем она должна быть. Эти причины не будут существовать при комбинированном строе; они таковы: невозделанное состояние земного шара, и особенно земель, соседних с полюсом; ледяная кора возле полюса: она вдвое усиливает влияние морозов в период отсутствия солнца; ледяные эманации, исходящие от полюсов и противодействующие влиянию солнца, когда оно возвращается после зимней ночи.

При нарождении венца эти три причины холодов будут нейтрализованы. Я уже указал, что на широтах Петербурга двукратная жатва более несомненна, чем ныне в Тоскане, и что 60-й градус будет наслаждаться прекрасным временем года более прочно, чем наслаждается им сейчас какое бы то ни было место на земном шаре; я это сейчас поясню.

С того момента, как области северного полюса будут освещены, согреты венцом и возделаны, ничто уже не сможет противодействовать влиянию солнца с приближением весны, эпохи, когда в наши дни нарождается вторая зима под влиянием ледяных ветров, дующих с полюса по всему полушарию; вот почему зимы во Франции тянутся до мая месяца и захватывают прекраснейшую половину весны – дни средней величины.

После нарождения венца, дующие с полюса северные ветры будут умеряться даже зимой и смягчат климат 6-го градуса, в направлении которого они будут дуть; тогда уже не будет иных холодных ветров, кроме тех, которые зарождаются у 60-го градуса, и этот градус будет получать даже зимой тепло двумя путями: с севера и с юга. Листва будет развертываться в Петербурге уже с марта месяца и того раньше на 70-м градусе, а в Париже и на острове Шпицбергене она будет в полной мере развертываться уже в феврале. Так обстояло бы дело в природе, не будь помехи со стороны ветров и полярных эманаций, останавливающих произрастание при возврате солнца и порождающих вторую зиму – зиму искусственную после естественной. Это бедствие никогда не бывало столь разительным, как в 1807 г. В этот год зима, казалось, кончилась во Франции 15 февраля; солнце было уже жгучим, и люди думали, что наступает весна, когда внезапно ветры северный и северо-западный начали новую зиму, которая длилась 2,5 месяца и давала себя чувствовать вплоть до первых чисел мая. Эта нелепица, обычная для Франции, делает ее климат невыносимым. Во Франции нельзя насладиться прекрасным временем года, потому что температура всегда впадает в одну из крайностей, и переходы резки, за исключением перехода от осени к зиме; терпимыми во Франции можно считать лишь 3 месяца – май, сентябрь и октябрь. Прекрасное время года требует разнообразия температуры; небольшой морозец в ясный день нам кажется столь же приятным в январе, как и весенний день, лишь бы этот мороз не был длительным, лишь бы он крепчал постепенно и в надлежащее время и не сопровождался бы инеем, туманом и ледяными ветрами. Такими и будут зимы при новом строе. Тогда виноград будет созревать у 60-го градуса, апельсиновые деревья произрастать у 53-го и до 70-го градуса.

Вокруг Варшавы будут апельсиновые рощи, подобные тем, которые имеются сейчас у Лиссабона, а виноградники в Петербурге будут более гарантированы от непогоды, чем теперь в Майнце, потому что метаморфоза полярных ветров, превращение их в зефиры, оградит от неожиданностей, которые в наши дни являются на всем земном шаре одной из главных причин обнищания. Ледяное влияние полюса делает наши зимы гораздо более суровыми в январе месяце – их естественную эпоху; эти зимы возобновляются в исходе января, когда им должен наступать конец. Этих двух обстоятельств уже достаточно, чтобы сделать пребывание на нашем полушарии подлинно ужасным вплоть до 40-го градуса в Европе, до 30-го – в Азии и в Америке, где холода гораздо более суровы; потому что Филадельфия и Пекин, расположенные на линии Неаполя и Лиссабона, имеют зимы более неприятные и резкие, чем Франкфурт и Дрезден, города, расположенные 11–12° выше.

Читатель может сделать вывод, что, поскольку холода сильно уменьшатся в северном умеренном поясе, значит, жары станут невыносимыми с приближением к экватору; ничего подобного не произойдет. Другие причины будут способствовать смягчению жары на экваторе, так что лето в Сенегале будет менее утомительным, чем теперь во Франции. Приятная, умеренная температура займет место ураганов и бурь, несущихся с экватора к умеренным поясам, и климаты переродятся как в центре, так и в конечном пункте земного шара. Я не стану здесь вдаваться в причины, которые повлияют на исправление экваториальной температуры; эти причины не имеют отношения к нарождению Северного Венца. В результате, когда эти различные причины смягчат атмосферу земного шара, наихудший из климатов, климат Охотска и Якутска, будет таков, что население будет наслаждаться там 8–9 месяцами прекрасного времени года, с небом, свободным от туманов и ураганов, отныне неведомых внутри материков и весьма редких в соседстве с морями.

Разумеется, эти улучшения будут модифицированы наличием высоких гор и соседством морей, особенно в трех крайних пунктах материка, соседних с южным полюсом, который не будет иметь венца и останется навсегда погруженным в холод. Это не помешает, однако, землям, соседним с этим полюсом, приобщиться к влиянию венца, который, в числе прочих благодеяний, изменит вкус морей, разложит и осадит битуминозные частицы путем экспансии с севера лимонной кислоты. Этот флюид в сочетании с солью сообщит морской воде вкус лимонада, именуемого нами «aigre de cedre». Тогда эту воду легко можно будет очистить от соленых и кислых частиц и сделать пресной.

Это избавит людей от необходимости снабжать плавающие суда бочками с водой. Такое разложение морской воды с помощью северного флюида является одной из необходимых предпосылок новых актов творения на море; они дадут множество обслуживающих человека амфибий для кораблей и рыбной ловли взамен страшных легионов морских чудовищ, которые будут уничтожены излиянием северного флюида и тем разложением, которое произойдет в морях. Смерть очистит океан от этих мерзких тварей, от этого прообраза наших неистовых страстей, находящих свое отображение в ожесточенных войнах этих чудовищ. Их внезапно застигнет смерть, подобно тому, как гнусные нравы цивилизованных, варваров и дикарей сразу исчезнут, уступив место добродетелям, которые восторжествуют, будут в почете при комбинированном строе и станут путем к богатству и наслаждениям.

N.В. Каспийское море и другие соленые внутренние моря, например, большое Аральское озеро, озера Заре, Эльтон, Мексиканское и даже Черное море, почти изолированное от других морей, очень слабо и очень медленно приобщатся к влиянию северного флюида; до них не доберутся глубинные волны, расходящиеся от полюса по океанам и по средиземным морям. Эти бассейны получат лишь более тонкие ароматы, которые, исходя от самого Венца, распространятся в атмосфере. Благодаря этому рыбы, находящиеся в этих битуминозных резервуарах, не будут уничтожены северным флюидом, этой эманацией Венца; его небольшое количество, его медленное и незаметное проникновение даст им возможность привыкнуть к нему на протяжении двух-трех поколений, и они станут более крепкими и сильными, чем теперь в битуминозных волнах, подобно тому, как плод становится и красивее и сочнее, будучи привит на дичок.

Итак, с нарождением Северного Венца род человеческий должен будет произвести над хозяевами морей операцию, произведенную когда-то Ноем над обитателями земли, коих он взял в Ковчег по паре, подобрав тех, кого он хотел сохранить. Таким образом, во внутренние соленые бассейны, Каспийский и другие, будет занесено достаточное количество рыб, раковин, растений и иной продукции морей, которую человек пожелает сохранить и вновь водворить в океан после его регенерации. Люди выждут, пока океан будет очищен, и благодаря волнам северного флюида, бурно устремляющимся с полюса, все битумины осадятся на дно столь решительно, что застигнутые врасплох рыбы задохнутся при столь внезапном переходе. Останутся лишь полезные виды рыб – мерлан, сельдь, макрель, камбала, тунец, затем черепаха и, наконец, все виды, не нападающие на пловца; их человек постарается сохранить и водворить в моря после их очищения, гарантировав их от внезапного затопления северным флюидом, к которому они медленно и постепенно привыкнут во внутренних бассейнах. Эти виды, отнюдь не вредоносные, смогут ужиться с рыбами нового акта творения, из коих семь восьмых будут слугами человека, точно так же как и животные суши, продукт грядущих актов творения, указанных в таблице. – Шарль Фурье

Этот полюс тоже будет иметь корону, но позднее северного. – Шарль Фурье

Фредерик Уильям (Фридрих Вильгельм) Гершель (1738–1822) – английский астроном немецкого происхождения. Брат Каролины Гершель, отец Джона Гершеля. Прославился открытием планеты Уран, а также двух её спутников – Титании и Оберона. Он также является первооткрывателем двух спутников Сатурна и инфракрасного излучения. Менее известен двадцатью четырьмя симфониями, автором которых он является. – Примеч. ред.

Предположим, что какая-нибудь крупная комета по размерам равная Юпитеру, находится в периоде оплодотворения, на ступени превращения в планету; она постарается занять место в ряду и закрепиться в какой-либо звездной системе. Если бы она приблизилась к Солнцу параллельно плану планетных орбит, она могла на обратном пути уместиться между Солнцем и Юпитером; вместо дальнейшего движения по параболе она описала бы спираль, зондируя почву и ища точки равновесия между Юпитером и Солнцем. Шествуя по спирали, она поочередно приближалась бы ко всем маленьким изолированным планетам и увлекала их за собой в качестве лун. Земля и Венера, наиболее крупные, все же слишком слабы для оказания сопротивления большому миру, оказывающему притяжение и приближающемуся к ним; а комета стала бы оказывать притяжение с того момента, как она закрепилась бы в нашей Солнечной системе.

Отныне наша маленькая Земля была бы увлечена планетой и стала луной этого самозванца, который вскоре стал бы богатейшей и самой плодородной планетой всей системы, в силу своей близости к Солнцу и множеству своих лун. Этот чужестранец привлек бы к себе Венеру, Марса, Землю и все маленькие планеты, расположенные между Солнцем и Юпитером; у него получилась бы блестящая свита в составе семи или восьми спутников, и, подобно Сатурну, появилось бы двойное экваториальное кольцо или двойной венец у обоих полюсов, так как этого рода двойное украшение присуще всем планетам, имеющим семь лун, с того момента, как их обитатели устанавливают комбинированный строй. (У Сатурна не всегда были его два кольца, и он утратит их в конце своего поприща, когда его социальный механизм вернется к строю разобщенности.) Это весьма вероятное появление в нашей системе кометы (В ту пору я не знал, что комета не может включиться в систему, пока солнце, несовершенное в части кардинальных аромов, не восстановит интегральность, необходимую для фиксации комет.) вызвало бы на нашем земном шаре чрезвычайно отрадную революцию; оно безотлагательно привело бы к новому, весьма плодотворному акту творения, который ускорил бы нарождение прогрессивных серий, крушение цивилизации и варварства. Превращение нашего земного шара в лунный мир не причинило бы никакого вреда роду человеческому; изменение в порядке чередования дней и времен года могло бы уничтожить некоторые виды животных и растений, но не самые полезные, каковы лошадь, баран и пр.: эти остались бы, умножив богатства, внезапно даруемые новым актом творения.

Новая планета стала бы для нас заменителем солнца и расточала бы лучезарный свет; помимо того у нас был бы случайный свет ее спутников, которые, вращаясь по соседним орбитам, могли одновременно быть для нас шестью лунами в момент концентрирования в полукруге нашей орбиты. Отсюда можно умозаключить, что эти большие кометы, так пугающие род человеческий, окрыляют нас надеждой и отнюдь не должны внушать ужаса, так как их водворение в нашей солнечной системе стало бы залогом нашего счастья. Эта революция – наименьшая из тех революций, которые можно предвидеть. Может случиться, что вместо одной кометы у нас появится 300400, закрепившихся возле нашего Солнца ко благу его и нашему. Это тем более вероятно, что наша система, повторяю, есть лишь астрономический осколок, который надо восполнить. Звездные системы содержат в среднем 400 планет вокруг одного солнца; наша же система содержит лишь каких-нибудь три десятка планет. Она напоминает те легионы, от которых остается лишь тень, слабый взвод, могущий служить ядром и звеном связи для массы новых новобранцев, которых ему будут посылать.

В числе небесных революций, которые могут постигнуть нашу планетную систему, одной из любопытнейших была бы дислокация Млечного пути и направление одной из его колонн в сторону нашей системы. В этом случае у нас было бы на протяжении нескольких десятилетий очаровательное зрелище: перед нами дефилировали бы светозарные легионы в составе гиперлун или звезд средней лучеиспускаемости, наподобие луны. Их прохождение согревало бы оба полюса всех наших планет, делая эти полюсы годными для возделывания, что ускорило бы новый акт творения, весьма великолепный и неоценимого значения для нас. (Это – заблуждение; их прохождение не вызвало бы новых актов творения. Эти акты творения порождаются внутренними соотношениями в системе.) – Шарль Фурье

Среди 16 первобытных рас следует различать первым долгом четыре расы разнородных:

1. Северных карликов, каковы лапландцы и самоеды.

2. Южных гигантов, как то патагонцы и др.

3. Белых от рождения, каковы беда на Цейлоне и дарьянцы в Америке.

4. Черных от рождения, каковы обитатели Гвинеи с приплюснутым лицом.

Белые и черные существовали с первого момента творения, хотя род человеческий и обладает способностью сам производить таковых. Среди этих четырех разнородных рас белолицые – единственная раса, общая обоим материкам. Эти четыре расы весьма отличны от большого количества других; двенадцать остальных примерно приближаются к общему типу; их можно назвать расами однородными. Правильное определение их прирожденных особенностей относится к исследованию органического движения, которого я не буду касаться здесь; я хочу лишь поставить в упрек робость, проявленную в этом вопросе.

Мы и по сей день видим, что ученые спорят по вопросу о том, как могла заселиться Америка; точно Бог не имел права сотворить человека в Америке, как он сотворил его в Европе. На основании различий между эскимосами с большой бородой и другими туземцами безбородыми умозаключают, что эскимосы пришли сюда со старого материка, в соседстве с которым они живут. Это заблуждение; эскимосы – туземного происхождения, как и многие другие, и различия между народами лишены случайности.

Двенадцать однородных рас распределены двумя партиями: семь из них уделены старому материку и пять Америке; если среди последних одни безбородые, а соседние с ними бородатые, в этом нет ничего удивительного; 16 рас должны были являть некоторые особенности; теория движения эти особенности укажет, их можно ясно наблюдать по всей земле.

Несмотря на нашествия, несмотря на похищение женщин и рабов и смешение, отсюда проистекающее, черты лица сохранились, и ничто не смогло стереть первоначальный тип. Самая мода не оказывает почти никакого влияния на эти изменения, и наши лица и сейчас еще сходны с лицами наций предков, портреты которых дошли до нас через три тысячелетия. Не следует приписывать случайности или революциям эти расовые особенности; в них, как и во всем разнообразии творения, надо усматривать следствие теории распределения, понять которую нам еще не удалось. Эту теорию мы найдем в законах органического движения.

Прошу прощения у сочинителей басен, выводящих род человеческий из единого ствола; надо идти вразрез с очевидностью, чтобы полагать, что выпуклое лицо у сенегальца и приплюснутое у китайца; что калмыки, европейцы, патагонцы и лапландцы – отпрыски единого древа. Бог устанавливает во всех видах продукции различные оттенки по сериям восходящей и нисходящей. Почему бы, создавая род человеческий, Он отступил от порядка, которому следует во всех своих творениях, от небесных тел до насекомых? – Шарль Фурье

В одном из экземпляров Фурье упоминает еще три обстоятельства: 6) отсутствие национального соперничества, 7) незнание семьи, 8) любовное единение (unite amourese). – Примеч. ред.

Агарь – египтянка, рабыня, служанка Сарры во время бездетности последней, ставшая наложницей Авраама и родившая ему сына Измаила. Когда Исаак, сын Авраама от Сарры, стал подрастать, Агарь вместе с Измаилом по настоянию Сарры были изгнаны из дома Авраама (Быт 21:1-21). Агарь ушла на юг, поселилась в Аравийской пустыне, где Измаил впоследствии стал родоначальником арабских племён, прозванных измаильтянами (по его имени) и агарянами (по имени его матери). В качестве матери Измаила, традиционно считающегося прародителем арабов, Агарь занимает важное место в арабских преданиях. В арабской литературе сохранилось много легенд об Агари, в живописи сцена изгнания Агари и Измаила из дома Авраама многократно воспроизводилась художниками всех времён. – Примеч. ред.

Гийом Тома Франсуа Рейналь (1713–1796) – французский историк и социолог, представитель Просвещения. В 1770 г. в Амстердаме вышло в свет самое известное сочинение Рейналя «Философическая и политическая история о заведениях и коммерции европейцев в обеих Индиях». В 1781 году «История обеих Индий» была осуждена французским парламентом на сожжение, автор подлежал аресту. Не дожидаясь пленения, Рейналь бежал в Англию, затем в Пруссию. Находясь в изгнании, он объездил много стран. В литературе часто встречаются сведения о посещении Рейналем в этот период и Российской Империи, где он был удостоен аудиенции Екатерины II. Но существует и иное мнение, так, исследователь Мезин С.А утверждает, что данный эпизод биографии Рейналя не достоверен. – Примеч. ред.

Выделение, нечего сказать, лестное для голландцев, и характеризует «торговый дух». – Шарль Фурье

Отрицательное отношение Фурье к китайцам и евреям вытекало из его острейшей ненависти к торговле, к патриархальной тирании, к язвам и порокам капитализма. Эта неприязнь не помешала ему включить Ротшильда в список «кандидатов» первого опытного фаланстера и предлагать ему «восстановление иудейского царства». – Примеч. ред.

«Основные черты первого переходного периода – гарантизма он намечал следующим образом. Частная собственность существенно не видоизменяется, но подчиняется коллективным интересам и контролю. Возникают частичные ассоциации, объединяющие группы семей для совместного труда, а также питания, отдыха и т. д. В этих ассоциациях труд постепенно теряет черты капиталистического наемного труда. Экономическое неравенство сохраняется, но при гарантизме «богачи обладают полным и обеспеченным счастьем лишь соразмерно с гарантиями соответствующих средств к существованию и наслаждений для бедных каст». Конкуренция контролируется обществом, становится правдивой и простой. Предпринимаются большие социальные работы, в частности ликвидируются трущобы, производится перестройка городов. Как и все утопии Фурье, гарантизм не требует широких изменений в политическом устройстве, оп может начаться при монархии абсолютной и конституционной, при республике и любом другом строе». (Аникин А. Юность науки: Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса. М.: Политиздат, 1975).

Отмена рабства была результатом заказа феодального строя. Установление этого строя было делом случая, а не результатом философских исследований, философы всегда проповедовали предрассудки или опрометчиво их опрокидывали, без подготовительных мер, что еще хуже, чем их поддерживать. – Шарль Фурье

Народ, представляющий смесь цивилизации и варварства, по существу – нелепость. – Шарль Фурье

Три силы – конкурирующие, соперничающие и независимые – влияют на его развитие: дети, женщины и мужчины. Я помещаю мужчин в третий ранг, потому что тяготение устанавливается от слабого к сильному, иными словами – силою вещей, обусловливающей производственное притяжение, дети будут притягиваться сильнее, чем отец и мать, и женщины сильнее мужчин; при комбинированном строе главный импульс труда будет исходить от детей, а затем наступит очередь женщин, которые будут вовлекать мужчин в производство. Я не вдаюсь в подробное объяснение этих непонятных положений: они дают предчувствовать, что механизм притяжения будет идти вразрез с общепринятыми взглядами цивилизованных. Да и может ли быть иначе, когда нет ничего более противоестественного, чем цивилизация! – Шарль Фурье

Я беру парижский фут отнюдь не произвольно, но в качестве естественной меры: он равняется 1/32 высоты столба воды в нагнетательных насосах. Парижский дюйм и парижская линия – тоже подразделения естественной меры; согласно правилам естественной экономии, оперировать при исчислениях (pour agents de numeration) надо такими числовыми величинами, которые содержали бы наибольшее количество общих делителей в наименьшей сумме единиц. Таким образом, при выборе следовало бы остановиться на 12 и его степенях. Ученые сходятся на этом, хотя обычай и отдает предпочтение числу 10, очень неудобному для исчисления, так как 10 и 14 из всех четных чисел наименее поддаются подразделению. Это число 10 может нравиться цивилизованным, которые придерживаются в большей мере навыков, чем рассудка, и усматривают непреодолимые помехи для каждого разумного новшества. Но когда все способы сношения, как то: язык, мера, исчисление и т. д., будут введены на земном шаре в единую систему, тогда люди не замедлят изъять числа 10 и 9, которые в употреблении в Европе и в Татарии. – Шарль Фурье

«Унитеизм есть страсть к единству, „склонность индивида согласовывать свое счастье со счастьем всех, кто его окружает, и всего рода человеческого“; эта дополнительная страсть производит Оригиналов, людей, которым неуютно в этом мире и которые не могут приспособиться к обычаям Цивилизации; стало быть, это и есть страсть самого Фурье. Унитеизм ни в коей мере не является моральной страстью, которую можно рекомендовать (любите друг друга, объединяйтесь), поскольку единство Гармонии есть комбинация, структурная игра различий; Унитеизму противостоит именно упрощенчество, порок цивилизованного духа, „использование разума при отсутствии чудесного, или чудесного при отсутствии разума“; упрощенчество „помешало бы Ньютону открыть систему природы, а Бонапарту – завоевать мир“. Упрощенчество (или тоталитаризм, или монологизм) в наши дни можно считать либо цензурой Потребности, либо цензурой Желания; на что в Гармонии (в Утопии?) могла бы ответить наука, сочетающая потребность с желанием». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 135).

«… кроме того, что он был социалистом, то есть представителем определенной линии политической мысли, он был еще и безумцем, и метафизиком, то есть философом, очень склонным к числовой мистике. Будучи сам немножко педантом, он очень любил считать. Он разделил человеческие страсти на двенадцать основных, потом строил и подсчитывал возможные из этих двенадцати страстей комбинации. Но кстати, здесь существуют два следствия. Одно – лингвистическое следствие, потому что, делая очень дробную классификацию, подсчитывая что-то, мы должны называть элементы классификации словами, а язык наш беден, и приходится изобретать слова. И он изобретал фантастические, очень красивые слова […] Просто очень интересно. Особенно в одной его книге, которая долгое время оставалась неопубликованной […] Добродетельные, просто до ужаса пресные ученики Фурье (сам Фурье был безумец, а ученики, будучи тоже революционерами, были при этом очень, так сказать, порядочными людьми, „поджатогубиками“) ужасно стеснялись этого манускрипта […] Манускрипт был опубликован где-то, может быть, в шестьдесят втором году в Париже (в 1967 г. в издательстве «Антропос» – примеч. ред.) Он называется «Новый любовный мир» – толстенная книга в четыреста страниц, где Фурье применил все принципы своей философии, в том числе и серийный принцип комбинаций возможных человеческих страстей. Он применил все это к любовным отношениям и в итоге получил очень забавные, смешные, веселые вещи, потому что ведь самое прекрасное зрелище – это, вообще-то, зрелище человека, идущего до конца в возможностях мысли или желания. […] Для Фурье богатством отношений было, в том числе, и отношение любовное, и потом, у него есть прекрасные рассуждения о всяких страстях и прочее, есть фантастическое, просто невиданное описание полигамических оргий, причем при словесно-количественной мании он ведь должен каждое сочетание, позицию как-то называть, и у него, повторяю, просто фантастические названия». (Мамардашвили М. Очерк современной европейской философии. М.: Прогресс-Традиция, 2010. С. 307–309).

Три высшие страсти Фурье практически не упоминает в этой книге, но он весьма подробно описывает их в работе «Новый промышленный и общественный мир или изобретение метода привлекательной и естественной индустрии организованной по сериям построенным на страстях» (М.: Соцэкгиз, 1939 г):

«…Это созвучие устанавливается при посредстве трех малоизвестных и оклеветанных страстей, которые я назову: 10) кабалист, 11) папийон и 12) композит.

Они должны установить гармонию страстей внутри и извне, в их внутренней и внешней игре…

Кабалист, или дух партий, – это мания интриговать, чрезвычайно сильная у честолюбцев, придворных, корпоративных организаций, коммерсантов и светских людей. Отличительной чертой интриги всегда было сочетание расчетливости со страстью: у интригана все построено на расчете: жест, взгляд, все обдуманно и, однако, быстро… Этот пыл десятой страсти, называемой кабалист, является, таким образом, рассудочным и образует контраст со слепым стремлением порывов, характерным для 12-й страсти – композит. Каждая из этих двух страстей стимулирует группы промышленной серии посредством двух противоположных импульсов. Кабалист является для человеческого разума потребностью столь властной, что, за отсутствием реальных интриг, он жадно ищет искусственных – в игре, в театре, в романах. Если вы соберете компанию, то нужно им создать искусственную интригу, засадив их за карты или выдумав какой-нибудь предвыборный заговор. Главное свойство страсти кабалист в механизме серии – возбуждать разногласия или соперничество между группами родственного характера, чтобы оспаривать пальму первенства и влиять на исход голосования.

Страсть папийон приводит к равновесию между телесными и духовными способностями, что является залогом физического здоровья и развития ума. Только она может создать то всеобщее доброжелательство, о котором мечтают философы; поэтому, если участники какой-нибудь работы рассеяны в сотне других групп, то в силу этого состояния получается, что каждая группа имеет друзей во всех других группах. В механизме строя Цивилизации мы наблюдаем как раз обратное: каждая профессия равнодушна к интересам других профессий, а часто даже враждебна им.

Страсть папийон является мудростью с оттенком сумасшествия; то же самое можно сказать о двух других страстях. Эти три страсти чрезвычайно активны у детей, у нейтрального пола, который, будучи лишен двух страстей, называемых низшими сердечными страстями, половой любви и отцовской любви, с большим увлечением отдается трем механизирующим страстям: поэтому мы видим, что дети склонны к интриге, к экзальтации и к непостоянству даже в играх, которые никогда не продолжаются свыше двух часов без перемен.

…Одиннадцатая, так называемая папийон – страсть к порханию – потребность разнообразить свои наслаждения, порхать от одних удовольствий к другим, …страсть двенадцатая, так называемую композит, потребность упиваться одновременно двумя наслаждениями, сочетание которых поднимает опьянение на ступень экзальтации.

Кабалист и композит представляют совершенный контраст: первая – порыв умозрения и рассудка; вторая – порыв слепой, состояние упоения и воодушевления, рождающихся под влиянием чувственных и духовных наслаждений, испытываемых одновременно…

Резюмируя сказанное, приходим к заключению, что три органических импульса серий:

страсть кабалист, или рассудочный порыв,

страсть композит, или слепой порыв,

страсть папийон, или мания разнообразия,

настолько идентичны с тремя рычагами компактной последовательной расстановкой групп, разделением труда и короткими сеансами по выбору, что можно с таким же успехом обосновать теорию импульсов или рычагов, потому что одно порождает другое: действие этих шести двигателей в страстной серии нераздельно». – Примеч. ред.

«Андромаха» – трагедия в пяти актах, произведение французского драматурга Жана Расина. Написана Александрийским стихом. Премьера «Андромахи» состоялась 17 ноября 1667 года в Лувре, в присутствии Людовика XIV. – Примеч. ред.

Жан Расин. «Трагедии». Перевод И.Я. Шафаренко и В.Е. Шора. Новосибирск: Наука, 1977.