Тенор (не) моей мечты - стр. 5
– У вас не будет проблем? – спросила я девочку, покосившись на Катю. Дочь, судя по выражению лица и яростно горящим глазам, особой благодарностью к «некой Маше» не воспылала.
– У меня? – рассмеялась девчонка. – Нет. Вот у администраторов за безобразную организацию – обязательно. Мама позаботится.
Здесь, за ограждением, народ так не толпился. И было значительно теплее. Перед сценой стояли накрытые столы: традиционные блины с икрой, шампанское и прочая осетрина. Слышалась английская речь.
– У нас тут прием. Великосветский практически, – говорила Маша. – Сплошь лорды, леди и «выдающиеся культурные деятели». А наши, – кивок на сцену, – обеспечивают культурную программу а-ля рюс. По такому холоду.
Я кивнула.
И тут один из гостей, смуглый, со всклокоченной черной шевелюрой и одетый в бобровую шубу, громко сказал сидящей рядом с ним за столом леди в горностаях:
– Тебе это нравится, Мадонна? – Он говорил по-английски с заметным итальянским акцентом. – О нет! Мама миа, это же не музыка, это же какие-то стенания!
Дама укоризненно покачала головой и негромко возразила, но мужчину было уже не остановить:
– Это просто ужасно! Все русские поют одно и то же! Китч! Тоска смертная! А костюмы? Петь этот ваш фольклор на морозе в смокингах, невероятный идиотизм! Немудрено, что тенор не интонирует… вот, вот! Разве можно петь с таким лицом?!
Я моргнула. Мне нестерпимо захотелось взять все, что стояло на столе перед этим снобом, и просто уронить ему на голову. Ах ты ж ценитель!
Судя по сердитому сопению, особенно громкому на словах о тоске и китчах, Кате тоже хотелось убить сноба особо жестоким способом. Никто не смеет ругать папу! Тем более ее же словами.
Но. Никто ничего не успел. Потому что Маша стартанула вперед как ракета, которой надо было преодолеть земное притяжение.
– Да как вы смеете! – на хорошем английском проговорил ребенок.
Я отметила правильную, академическую постановку голоса. Песня как раз закончилась. И девчонку было слышно более чем хорошо. Как все замерло, не сказать, что на всей Манежной площади, но в резервации для вип-персон – точно.
К Маше удивленно обернулись и дама в горностаях, и итальянский «культурный деятель» – на лорда он уж никак не походил.
– Они как раз музыканты. И люди, – продолжала обличать Маша.
Итальянец раскрыл было рот, собираясь ответить, но спутница властно перехватила его за руку и велела:
– Бонни, заткнись и ревнуй молча, – на хорошем, но не родном итальянском.
Увлекшаяся Маша этого не заметила. Ее несло, как советский бронепоезд на немецкие танки.
– Потому что для того, чтобы встретить гостей… – О! Сколько богического яда в этом слове слилось! А какой пламенный взгляд она метнула на олимпийски спокойную леди! – …у музыкантов отобрали тепловые пушки. Осталась только одна. И ее отдали оркестру, чтобы девчонки-музыкантши пальцы не убили на таком морозе. И если вы не слышите, как они поют, то… вы весьма далеки от музыки и…