Тенор (не) моей мечты - стр. 23
Рука забирается под волосы, приподнимает их. Счастливый вздох. Артур бережно касается шеи губами. Стонет. Прижимается всем телом. Ох, насколько он возбужден! Практически как я сама.
– Девочка моя… Любимая, – горячечно шепчет он. – Как я скучал.
Он подхватывает меня на руки. И… он везде. Снова захватывает в плен, я снова готова покоряться… И весь мой бунт, все попытки стать свободной и счастливой… Все оказывается напрасным.
Ярость. Светлой полосой, как молния, вспыхивает у меня перед глазами ярость. Заставляет закипеть кровь. И прогоняется колдовство его прикосновений.
– Нет, - произношу я. И сама удивляюсь тому, что говорю. И тому, что я смогла хоть что-то сказать.
– Аня? – он еще не верит.
– Прекрати. Пожалуйста, – непослушными губами, через силу.
– Любимая… – и снова не верит, как всегда, только он, только его чувства.
– Довольно, Артур, – мой голос становится громче, ярость прорывается…
Меня наконец-то слышат.
Артур как-то неловко ставит меня на пол, сильные, нежные руки не хотят отпускать, скользят по моему обнаженному телу в последней нежности. В последней попытке что-то изменить.
– Нет, - повторяю я. Голос дрожит. Резко отворачиваюсь, поднимаю со стола ночную рубашку, невесть когда с меня слетевшую, надеваю обратно.
Суп – в тарелку. Молоко – в кружку. Разогреть в микроволновке. Сода на кончике ножа и сливочное масло. Гадость – знаю. Но… надо? Заслужил.
– Аня, – Артур пытается меня удержать рядом, когда я все это ставлю на стол.
– Приятного аппетита, – твердо говорю я и выпутываюсь из его рук, отхожу.
– Объясни, - кричит он, морщится от боли, хватается за горло.
А вот не надо забывать про голосовой покой. Доктор предупреждала.
– Я прекрасно прожила без всех этих объяснений. Ты прожил тоже.
Он издает бешеный хрип:
– Прекрасно?! Да я…
– Не кричи, – обрываю его. – Катя спит.
И ухожу с кухни.
Ушла. Тихо закрыла за собой обе двери. И на кухню. И в спальню.
Приготовившись бодрствовать до утра, я… заснула. А проснулась под тишайший разговор на кухне:
– Так почему вы пришли вчера? – шепотом, но вполне живенько спрашивал Артур.
– Ну-у-у, – отвечала Катя. Исчерпывающе.
– То есть ты что-то начудила?
- Па-ап. Тебе говорить нельзя.
– А тебе зато можно, – беззвучно смеется он.
Катя тяжело вздыхает. Я выбираюсь в коридор: вот любопытно, заметит он или нет изменения во внешности дочери? Видимо, любопытно это не только мне, потому как наша девочка вполне себе раздраженно интересуется:
– Пап. Ну посмотри на меня внимательно. И скажи, что изменилось?
– Цвет волос ужасный, конечно, – спокойно отвечает он. – И прическа, прости, малыш, не лучше. Но в целом для того стиля в музыке, что ты мне вчера показывала – пойдет. Хоть пирсинг в нормальной конторе делала?