Тени утренней росы - стр. 28

Беглые ласки, скользящие прикосновения, долгие пристальные взгляды, полные беспричинной скорби… Он вел себя как рецидивист, испытывающий внутреннюю потребность помедлить перед очередным преступлением. Как человек, одержимый желанием, но по какой-то причине считающий своим долгом бороться с ним. Я же просто не могла заставить себя сделать первый шаг, учитывая разницу в возрасте. Быть может, это смешно, но мне казалось недостойным соблазнять мальчишку.

Вопреки обыкновению, я охотно рассказывала о себе, и Нейл внимательно слушал. Должно быть, это и побуждало меня к откровенности. Не часто удается заполучить собеседника, умеющего не только говорить, но и слушать. Большинство людей, как правило, слушает только себя. Этот же обладал уникальной способностью не только слушать не перебивая, но и запоминать услышанное, в чем я впоследствии убедилась.

О себе он говорил мало. Сказал только, что воспитывался в доме своей тетки по материнской линии вместе с двоюродными братьями и сестрой. Об отце почти ничего не знал и не видел ни одной его фотографии. Мать помнил хорошо, но это преимущественно детские воспоминания. Она умерла от какой-то болезни, когда ему было всего десять лет. Старший из братьев, Джеффри, на первых порах относился к нему с плохо скрытой враждебностью, называл «ведьминым сыном», повторяя, по всей видимости, отцовские слова, и норовил подставить, где только можно. Драки между ними происходили чуть ли не ежедневно. Повзрослев, они оставили прежние распри и, встречаясь на Рождество в стенах родного дома, общались безо всякой неприязни. Младший, Хьюго, всегда был тихим, безобидным, послушным ребенком – таким и остался. Нейла он побаивался, как, впрочем, и своего родного брата Джеффри. Кузина-ровесница по имени Этайн вела себя так, будто Нейл был членом их семьи от рождения.

Сын ирландской ведьмы. Рано остался без родителей. Все мои предположения в итоге оказались неверны.

Вскоре мы сообразили, что поездки на дальние расстояния, например, в Кносский дворец, удобнее и приятнее совершать на автомобиле, а мотоцикл оставлять в моем гараже. Несмотря на то, что такое решение напрашивалось само собой, пойти на это Нейлу оказалось нелегко. За руль я его не пускала, так что расстаться на время с мотоциклом для него означало расстаться с независимостью. Я хорошо его понимала, и именно это понимание позволяло мне вдвойне наслаждаться ситуацией. Когда он сидел на пассажирском сиденье, рассеянно поглядывая в окно, и ветер трепал его темные волосы, я чувствовала себя хозяином положения. Ведь если я, боже упаси, не справлюсь с управлением, и машина грохнется вниз с какого-нибудь обрыва или моста, он разобьется вместе со мной. Мне нравилась эта разновидность власти. К тому же у нас появилась возможность по ходу дела корректировать маршрут, делиться впечатлениями и просто трепаться.