Тени / The Shadows - стр. 1
Don Nigro
The Shadows / 2003, 2007
Перевел с английского Виктор Вебер
«Жизнь сама по себе – тень смерти, и души ушедших – тени живущих. Все укладывается в эту схему. Солнце само по себе – темное отображение, а свет – тень Бога».
Сэр Томас Браун, «Сад Кира», глава 4.
Действующие лица:
ХАННА РАТ
ЯКОБ РАТ
МАЙЯ РОУКС
СОФИ КЕЛЛЕР
ДЖЕЙМС КУИНН
Декорация:
Единая декорация представляет собой различные места в Лондоне 1932 г., в Мюнхене 1923 г., в Праге 1913 г. По ходу спектакля никаких изменений. Две скамьи, одна – справа у авансцены, сидя на которой КУИНН кормит голубей в парке, вторая – слева у авансцены, на ней РАТ сидит в своем саду. Справа письменный стол и стул для КУИННА, слева письменный стол и стул для РАТА. По центру диван и несколько деревянных стульев, если необходимо. Ступени от сцены справа, по центру, слева к платформе в глубине сцены, на которой справа кровать, по центру ванна, слева – круглый деревянный стол и стулья. За платформой лестницы между кроватью и ванной и между ванной и столом, а также с платформы выходы в правую и левую кулисы. Пространство и время очень подвижны, нет пауз и разрывов между картинами. Если картина разыгрывается в определенном времени и месте, другие персонажи могут быть видимы в других местах и временах, а иногда персонажи могут наблюдать за происходящим из другого пространства-времени. Иногда они что-то вспоминают, иногда просто думают о тех, кого видят. Все, что требуется персонажу, чтобы перейти в прошлое или будущее, так это повернуться и посмотреть на другого персонажа или заговорить с ним. Темнота и тени преобладают.
Действие первое
1
(Тикают часы. Свет падает на ХАННУ, ей девятнадцать лет, она в Лондоне в 1932 г. сидит на диване, смотрит на авансцену. В окружающих ее тенях мы можем различить РАТА на левой скамье у авансцены. КУИННА – на правой скамье у авансцены. МАЙЯ и СОФИ на платформе, МАЙЯ сидит на кровати справа, СОФИ – за столом слева, пишет).
ХАННА. Все всегда начинается и заканчивается в тенях. Люди в них прячутся, лица частично скрыты. Я даже не уверена, какой это город. Мюнхен, возможно, или Лондон. Но я думаю, это произошло раньше, в Праге, когда я была маленькой девочкой. Тикают часы и кто-то тихонько дышит рядом со мной. Но я не знаю, пришел этот человек, чтобы заняться со мной любовью или убить меня.
МАЙЯ. Я лежу в кровати и спрашиваю себя, о чем он сейчас думает? Именно сейчас? О чем он думает сейчас?
РАТ. Трагедия требует уровня культуры, достаточно высокого для того, чтобы создать ее, общества, члены которого способны верить. Когда бог умирает, с ним уходит и возможность появления трагедии.
КУИНН. Но потеря веры и есть сущность трагедии. Без Бога, на которого перекладывается ответственность, главный герой трагедии одинок, похож на воображаемого бога, который вроде бы и создал его, страдая от отчаянного одиночества, создатель-бог, который по факту создан человеком именно по этой причине.
СОФИ. В писательстве важно то, что ты можешь раствориться в нем, исчезнуть в тенях мира, который создаешь. Шаги у меня за спиной в лабиринте. Они смолкают, когда я останавливаюсь. Кто-то дышит в темноте.
МАЙЯ. Он сидит на стуле и смотрит в огонь. Что-то всегда бормочет у него в голове. О ком из нас он думает?
РАТ. Безумный отец выбрасывается из чердачного окна на вымощенный брусчаткой двор. Действие, полностью лишенное смысла.
ХАННА. Я чувствую, проведи я жизнь в тумане, ожидая чего-то, какое-то чудовищное существо пришло бы ко мне, обняло, вошло в меня.
КУИНН. Сенека писал о ритуальном поедании детей, как о форме мести. Богов в его мире не было – только демоны.
ХАННА. Я всегда была незваным свидетелем на ярмарке дикости.
СОФИ. Иногда я думаю, что эти люди не существовали, что я выдумала их, чтобы населить пустошь призраками.
РАТ. Некоторые лабиринты оставляют тебе только три выбора: идти дальше, вернуться, оставаться на месте. Но другие лабиринты разветвляются, и каждая ветвь предлагает тебе идти, как минимум в двух направлениях, и выбор, сделанный тобой, все дальше уводит по тропе, вернуться по которой ты уже не сможешь.