Тени леса - стр. 2
Нужно достать отвратительное белое платье, собрать волосы на затылке и смыть с лица начерченные сухой краской знаки. Время встречать богатых гостей. Они прибыли по вашему приглашению, мой господин, и вряд ли будут рады видеть меня, даже если я надену все подаренные украшения. Никакие побрякушки не скроют привычки, не научат говорить мягче и учтивее. Я останусь всё той же, просто стану выглядеть иначе.
Разворачиваюсь на каблуках, направляюсь к двери широкими шагами и слышу, как с грохотом открываются окна, как бьются о стены, звеня стеклом. Холодный ветер, который до этого шумел в ветвях деревьев, влетает в покои. Он подгоняет меня в спину, пытается вытолкнуть за порог. Но я останавливаюсь и разворачиваюсь, чтобы закрыть окно и выдворить вон невидимого гостя.
Дрожащее пламя свечи изгибается в последний раз и гаснет. Я слышу щелчок. С таким смыкается огромная клыкастая пасть мрака, который за мгновенье поглощает всю комнату.
Два дня назад
– Э-эй!
Голос прорывается сквозь сон, зовет, но не по имени. Кто-то, возможно, очень важный, пытается пробиться через пелену, но боится. Это заметно по дрожи, которая становится куда явственнее, когда человек – кажется, молодая девушка, – произносит больше одного слова.
– П…проснись, п…пожалуйста!
Она запинается и, понимая, что разговоры не действуют, трясет за плечо. У нее тонкие холодные пальцы с огрубевшими подушечками и очень острые ногти – они впиваются в кожу, когда рука замирает.
– Ты что делаешь? – шипит Самриэль и смахивает ладонь.
Не на такое он рассчитывал, очнувшись, после того как провалялся без сознания… а сколько он, собственно провалялся? И не знает даже. Но он хорошо помнит пещеру и пляшущий на стенах огонь, помнит, как сложно было дышать, когда на шее сомкнулось железное кольцо. А еще помнит тень у края леса: ее, освещенную вспышкой молнии, он увидел, прежде чем получил удар чем-то тяжелым по затылку. Тогда Самриэль усмехнулся: и что за безумец решил сунуться во временное убежище работорговцев?
Сесть получается с трудом. Голова кажется тяжелой и какой-то чужой; приходится придерживать руками, чтобы она не свалилась на грудь. Тогда Самриэль замечает на запястьях уходящие под рукава бинты. Паника, зародившаяся в груди липким комом, поднимается к горлу, застревает там. Пальцы хватаются за перепачканную, некогда белую ткань и пытаются оттянуть в сторону, но она прилегает слишком плотно.
– Всё в порядке, – успокаивает его всё тот же негромкий голос. Он говорит медленно, словно боится споткнуться об очередное слово, как о камень на дороге. – У тебя очень слабые руки. Тонкие. Женские.