Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны - стр. 20
Тот же врач рассказал батюшке, что его храм освободили и что командование уже пообещало помощь в его восстановлении. Отец Владимир оказался единственным выжившим из трёх клириков и после выписки из госпиталя стал настоятелем своей церкви, на которую военно-инженерные части краном водрузили сброшенные взрывами главки.
И вот он здесь, поют Херувимскую, а к нему подходит тот, кто когда-то держал его в подвале. Он не пытал, пытали другие, пришлые. Но он был среди тех, кто арестовал отца Владимира. Он держал батюшку в подвале. Он угрожал…
И его надо простить. Насколько велико твоё сердце?
Мужчина всю службу стоит склонившись, не поднимая глаз. У аналоя он становится на колени…
«Повергну врагов твоих у ног твоих».
– Вадим, – говорит его тюремщик хриплым, изменившимся голосом. А он вспоминает, как тот говорил ему, что готов перейти в Российскую армию, но боится мести – от «своих». – Батюшка, я всё решил. Я прятался в городе, когда ваши его взяли. Но нельзя прятаться вечно. Вы пришли навсегда. Я решил сдаться. Но сначала – хочу покаяться.
– В чём? – спрашивает отец Владимир.
Исповедник на мгновение замирает, потом говорит:
– А разве вы не знаете?
– Важно, чтобы вы это знали, – отвечает священник.
– Я потерял человеческий облик, – отвечает Вадим. – Поверил в то, что я – представитель «высшей расы». Я… отче, мне стыдно.
– Это хорошо, – отвечает отец Владимир, видя, что мужчина плачет. – Стыд и боль очищают душу. Говори мне, что ты сделал, а потом повтори это тем, к кому придёшь сдаваться.
– Я боюсь, – признаётся мужчина в конце исповеди. – Я сотворил такое… я боюсь, что Бог никогда меня не простит.
– Пусть этот страх направит твои руки, – отвечает отец Владимир. – Пусть он направляет тебя в дальнейшей жизни. Ты жив, а значит – можешь всё искупить.
Пройдёт время – и Вадим вернётся в этот храм вместе с командой заключённых, чтобы участвовать в ремонте. Он окажется мастером на все руки – справится и с сантехникой, и с электрикой. Потом пропадёт, но через несколько лет, когда на улица этого русского городка уже ничто не будет напоминать ни о войне, ни о какой-то Украине, вернётся и попросится в служки. Со временем дорастёт до церковного старосты.
Но это уже совсем другая история…
Мама
Глава сельсовета деревни с нежным именем Кринички, которого все по-простому звали дядей Мишей, зашёл к Серафиме Ильиничне рано поутру, ещё до рассвета. Серафима только-только подоила корову Ладу и как раз выходила из сарая с ведром парного молока, накрытым чистым подойником. Молока в ведре, правда, было литра три, не больше – на сене Лада доилась плохо, но Серафиме Ильиничне и того хватало с лихвой – жила она одна. Что не выпивалось, шло на творог, простоквашу-кисляк или сметану; их Серафима отдавала дочке бригадира Машеньке, та возила их в райцентр со своим товаром и продавала на привокзальном рынке, покупая «тёте Симе» продукты, каких в деревне не было, – конфеты, печенье, чай…