Тени бога - стр. 4
Семен заулыбался, расправил плечи – сегодня он, как ни крути, звезда!
В кармане Шустрика заиграл мобильный, и продюсер остановил замаскированный под беседу монолог.
– Ого! – воскликнул он, вытащив трубку. – Сам Алков! Это к чему? Слушаю!
Михаил Алков возглавлял Союз русскоязычных писателей, к которому принадлежали и Корнейчук, и его продюсер, и многие сотни писателей разного пошиба, от мало кому ведомых ремесленников-текстовиков, что ездили с выступлениями по районным центрам, до звезд мирового масштаба.
Сам он происходил из литературной семьи, пробовал писать, но таланта не проявил и быстренько переквалифицировался в администраторы.
И уж на этом поприще добился несомненных успехов.
– Да… да… да… – говорил Шустрик, и с каждым слогом голос его звучал все более мрачно.
Затем трубка оказалась убрана от уха, и продюсер сказал задумчиво:
– Требует приехать. Прямо сейчас. Тебе и мне.
И Семен, только что радостный, почти готовый взлететь, весь заледенел.
Неужели Алков смотрел только что закончившуюся передачу и ему что-то не понравилось?
Такая возможность есть, поскольку тему они обсуждали скользкую…
«Можно ли попасть в литературу через постель редактора?» – звучит громко, привлекает внимание, притягивает народ к экранам и тем самым повышает рейтинги, но откровенно попахивает.
И если глава союза решил, что Семен брякнул не то, нанес ущерб имиджу организации или высокого искусства вообще, то последствия для перспективного автора Корнейчука могут образоваться крайне печальные.
Никаких тебе не то что вечерних, даже дневных шоу на ТВ…
Негласный запрет на его тексты в редакциях журналов и радиостанций…
И в Российском обществе авторов, что под руководством того же Алкова торгует электронными копиями, отношение может стать совсем иным, не как к солидному партнеру, а как к обычному графоману, что готов отдать права бесплатно, лишь бы добраться до читателя…
– Ну, раз вызвал, то надо ехать, – сказал Семен, хмурясь. – Пошли?
Над Москвой царил глухой осенний вечер, моросило, и автомобили на парковке «Останкино» мокро поблескивали во мраке.
Шустрик, машины не имевший, проворно забрался на пассажирское сиденье, мотор глухо рыкнул, и Семен принялся крутить руль своего темно-синего «Форда». Вывернул со стоянки и вскоре они мчались по Троицкому шоссе в густом, словно каша, потоке.
До четвертого ноября, Дня Освобождения, оставалось всего ничего, и столица была готова к празднику – на столбах пылали гирлянды, трепетали на ветру яркие баннеры, смотрели с рекламных стендов суровые физиономии ополченцев, четыреста лет назад изгнавших поляков.