Тень отца - стр. 35
– Что за неудобное ведро тут у вас? Разве в городе нет плотника, который мог бы сделать лучше?
Она засмеялась легко, без стеснения. В ней, должно быть, было много радости, которая стремилась вырваться наружу.
– Этот плотник должен рубить дрова, а не делать ведра. Но даже он ушел из города, и теперь у нас нет никого. Руки болят от такой тяжести. Нелегко зачерпнуть воды.
– Я наберу тебе воды, если хочешь.
– Буду тебе признательна.
Иосиф не спеша опускал ведро. Робость еще не совсем прошла. Он уверял себя, что эта девушка, присутствие которой он ощущал за своей спиной, совершенно обыкновенная. Без колебания она приняла его помощь. В памяти всплыли слова Саддока о женщине, улыбающейся чужому мужчине. Зажглось воспоминание о том, сколько раз ему приходилось слышать плохое мнение о здешнем городе. Однако все предостережения тотчас погасли, как огонь, которому не хватило воздуха. От девушки веяло такой чистотой, что любая мысль о чем-то недобром замирала прежде, чем успевала сформироваться.
Ведро, ударившись о поверхность воды, перевернулось и, громко чмокнув, затонуло. Когда Иосиф стал тащить его за веревку, он понял, что жалоба девушки на тяжелое ведро не была лишь предлогом для просьбы о помощи. Необходимо было действительно напрячь все силы, чтобы вытащить из колодца наполненный водою пень.
– Как бы ты его вытащила, если б меня здесь не было? – спросил Иосиф, ставя ведро на край колодца.
– Когда надо, я вытаскиваю, – ответила она весело. – Не такая уж я слабая. Только руки потом болят.
Вода была очень холодная. Он лил ее серебряной струей в подставленный девушкой кувшин.
– Одолжи мне ненадолго свой кувшин, – попросил Иосиф. – У меня наверху осел, которого надо напоить. Потом я еще раз сойду и зачерпну воды для тебя.
– Давай сделаем по-другому, – ответила она. – Я пойду напою осла, а ты тем временем зачерпни воды.
Девушка подняла кувшин и поставила его себе на голову. Теперь она держала его двумя руками, легко поднимаясь по ступеням. Иосиф стоял с ведром в руке и смотрел ей вслед. Он заметил на ее ноге, чуть выше пятки, красный след. Должно быть, поранилась шипом какого-то растения. «Ничего, – сказал он себе, – каждый может пораниться».
Иосиф снова опустил ведро в глубину колодца. «Сколько, все-таки, непосредственности в этой девушке!» – думал он. Ведь он видел в Вифлееме многих девушек и говорил с ними. Они приходили в его мастерскую будто бы по делам, но он понимал, что их спроваживали туда родители в надежде, что красота и обаяние их дочерей пересилят чудачество старшего сына Иакова. Едва он начинал говорить с ними, они утрачивали всю свою непосредственность: хихикали, закрывали руками лица, и не переставали сквозь пальцы бросать взгляды; о чем-то шептались между собой. Они хорошо знали, зачем пришли и чего хотят. Их ребячливые жесты были лишь игрой. А эта девушка действительно оставалась ребенком, но вместе с тем он помнил испытанное им потрясение, когда ему показалось, что в ее взгляде он увидел сияние, открывающее непостижимую зрелость.