Тень - стр. 16

— Ты охренел?! — взревел Влад.

Он отбросил одеяло и подскочил, но Мицкевич успел первым.

Я бросилась под руку шатающемуся Романову, а Гера уже скрутил Петра.

— Уймись! — рявкнул он. — Какого черта ты творишь?

— Влад, сядь! — взмолилась я. — Тебе нельзя вставать, у тебя сотрясение! Осложнений захотелось?

— Пошел вон отсюда, — громкий голос разгневанного друга эхом отталкивался от пустых больничных стен, — пошел вон, если жить хочешь!

Охрана прибежала вовремя. Пока сопротивляющегося Петра уводили из палаты под причитания дедушки-соседа, а мы с Герой пытались уложить на кровать разгневанного Влада, мой телефон разрывался от звонков. Абонент был настойчив, я не отвечала, звонок срывался, но тут же начинался заново.

— Ты пожалеешь, — мрачно шипел Давыдов, — можешь попрощаться со своей карьерой! Я тебя уничтожу, Романов!

Его выволокли за дверь, и в палате, наконец, стало тихо.

— Неужели он так много поставил? — спросила я у Геры, когда пыхтящий Влад все-таки улегся.

— Очень, — кивнул тот. — Вариант был беспроигрышным.

— Лис, ты как? — Романов схватил меня за запястье. — Сильно ударилась?

— Я не ударилась, успокойся, — я показательно покрутилась на месте и улыбнулась. — Видишь? Все нормально. Не скачи. Тебе лежать надо.

— Если хоть царапину оставил… — процедил друг.

Я устало закатила глаза. Он всегда был таким. До десяти лет я гоняла от сутулого слабого мальчишки хулиганов, а потом Романов начал расти, заниматься спортом и носиться со мной, как курица-наседка с яйцом. Обидчиков у меня было не много, а те, что встречались, рано или поздно знакомились с Владом и теряли желание меня обижать.

Телефон снова зазвонил, и я все-таки раздраженно ответила, даже не взглянув на экран.

— Да!

Несколько секунд слушала тишину, а потом обиженный женский голос недовольно протянул:

— Могла бы и приветливее здороваться с матерью.

5. 5

Домофон приветливо запищал. Тяжелая стальная дверь открылась, пропустив в знакомый с детства подъезд. Едва переставляя ноги, я поднималась по лестнице, устало замечая, что ничего не изменилось — те же горшки с фиалками на подоконниках лестничных пролетов, те же прозрачные пыльные занавески, та же потрескавшаяся зеленая краска на бетонных стенах и тот же запах сырости из подвалов. Только обычно я поднималась на четвертый этаж быстро, почти бегом, а сейчас обессиленно ползла, цепляясь за пластиковые перила.

Вчерашний день и сегодняшняя ночь выпили меня до дна, но мама не хотела ничего слушать и заставила явиться на внеплановый семейный обед. Вдоволь высказав по телефону обиду за долгий и «невежливый» ответ, она заявила, что нас ждет чрезвычайно важный разговор. Все попытки перенести его на другой, более удачный день, закончились провалом.